Училась Суламифь Израилевна Фейгенберг-Ноткина в школе, но этим её образование и окончилось. Освоиться с издательским делом ей помог её дальний родственник - Семен Филиппович Добкин (1899-1991).
В Одессе
Первый раз вышла замуж в семнадцать лет за Лазаря Хаютина, с которым переехала в 1921 году в Одессу, где работала в редакции местного журнала. В этот период она познакомилась с известными одесскими писателями Катаевым, Олешей, Бабелем. Вероятно они и помогли ей позже уже в Москве найти работу в газете «Гудок».
Москва-Лондон-Берлин-Москва
Второй раз замужем за бывшим красным командиром Александром Гладуном, с которым переехала в 1924 году в Москву. С ним познакомилась во время его командировки в Одессу (когда он занимал должность директора московского издательства «Экономическая жизнь»). В 1927 году Гладун муж был направлен на дипломатическую работу в Лондон вторым секретарём полпредства (т.е. посольства) СССР в Великобритании.
В 1926-27 годах - в Лондоне вместе с мужем, затем из-за шпионского скандала Гладун был отозван в Москву, а Евгения командирована в Берлин, где работала машинисткой в советском торгпредстве; в Москву вернулась в конце 1928 года.
Жена Ежова
Ей было свойственно легкомыслие, её любимым танцем был фокстрот.
В сентябре 1929 года в возрасте двадцати пяти лет в Сочи в ведомственном санатории познакомилась с Николаем Ежовым. В этот период Ежов занимал посты завкадрами ВСНХ и заведующего распредотделом ЦК ВКП(б). В 1931 году вышла за него замуж. Именно на московской квартире и даче к тому времени наркома Ежова Евгения Соломоновна вела литературные и музыкальные вечера, который посещали известные писатели и деятели культуры: Исаак Бабель, Михаил Шолохов, Михаил Кольцов, Сергей Эйзенштейн, Леонид Утесов, редактор «Крестьянской газеты» Семён Урицкий и другие. Частыми гостями на этих вечерах были и представители советской номенклатуры.
Некоторое время работала в газете «Гудок», «Крестьянской газете», затем по май 1938 года работала редактором журнала «СССР на стройке». К этому периоду относится её роман с Михаилом Шолоховым. Связи и увлечения Евгении Соломоновны не остались без внимания Сталина, который дважды говорил Ежову о необходимости развода с женой. Сталина насторожила её связь с заместителем председателя правления Госбанка СССР Григорием Аркусом (1896-1936) репрессированным по делу «троцкистов». При этом сам Ежов отличался полной половой распущенностью. В последние годы их брак был лишь номинальным.
Конец
Еще в мае 1938 года душевное здоровье Евгении Ежовой ухудшилось настолько, что она была вынуждена оставить своей пост в журнале «СССР на стройке». Вместе с Зинаидой Гликиной, своей подругой и одновременно любовницей мужа, едет в Крым. Их отдых был прерван звонком Ежова, который приказал им срочно вернуться в Москву. Ежов поселил жену вместе с Зинаидой Гликиной на даче, но с женой почти не общался. 29 октября 1938 года с диагнозом «астено-депрессивное состояние» (циклотимия) Евгения была помещена в санаторий им. Воровского для больных с тяжелыми формами психоневрозов на окраине Москвы. Однако не неурядицы в отношениях с мужем привели Евгению Ежову к трагическому концу. Осенью 1938 года один за другим были арестованы многие люди из её окружения, в том числе, 15 ноября 1938 года, - две её ближайшие подруги - Зинаида Гликина (1901-25.01.1940), сотрудница Иностранной комиссии Союза писателей (референт по США) и Зинаида Кориман (1899-25.01.1940), работавшая техническим редактором в журнале «СССР на стройке». Сама Евгения, как позже говорила сестра Ежова - Евдокия, получила анонимное письмо с обвинениями в шпионаже. Евгения пишет своё второе письмо к Сталину, которое, как и первое, осталось без ответа. Тогда она пишет мужу и в ответ 8 ноября 1938 года получает снотворное, которым она регулярно пользовалась уже некоторое время, и безделушку. В начале 2000-х годов было высказано мнение, что именно эта странная безделушка была условным знаком - «это конец», но документальных подтверждений оно не получило. Через два дня после ареста своих подруг Евгения Соломоновна приняла снотворное, и еще через два дня - 19 ноября 1938 года - не приходя в сознание умерла по причине отравления люминалом.
Похоронена на Донском кладбище г. Москвы. Муж на похоронах не присутствовал; он был расстрелян на год позже.
Приемная дочь
Своих детей у четы Ежовых не было и в 1933 году они взяли на воспитание пятимесячную девочку Наталью из детского дома. После ареста отца 6-летняя Наталья в 1939 году была помещена в детский дом № 1 в Пензе и получила фамилию матери - Хаютина, под которой и жила в дальнейшем. В Пензе Наталья Хаютина прожила около 19 лет. По окончании в 1958 году Пензенского музыкального училища она была направлена по распределению в Магаданскую область, где и проживает в настоящее время в посёлке Ола.
Семья
У Евгении Фейгенберг-Ноткиной-Ежовой был брат Илья (1893-1940), который был расстрелян, как и многие другие лица из её окружения и брат Моисей (1890-1965).
«Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд фактов, характеризующих мое морально-бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке – педерастии», - такое признание Николай Ежов сделал в камере особой тюрьмы НКВД.
В то же время «кровавый карлик» был дважды женат и, по свидетельствам очевидцев, любил вторую жену так сильно, что даже Сталин не смог их развести. И за эту любовь она поплатилась жизнью.
Первая жена: порядочность и карьера
Николай Ежов был болезненным молодым человеком. Он был - из тех, про кого говорят «метр с кепкой»: росту в нем было всего метр 51 сантиметр. Но при этом он умел расположить к себе окружающих, а у женщин вызывал трогательные чувства. Ежов неплохо пел. Впоследствии, когда он переедет в Москву и станет захаживать на вечера к своему начальнику Ивану Москвину, его супруга Софья Александровна будет подкладывать Ежову лучшие куски, называя его воробышком: «Вы такой маленький, вам надо больше кушать». То ли за это, то ли по неизбежности, но когда Москвину арестуют вместе с мужем, Ежов велит записать в протокол, что Софья Андреевна пыталась его отравить. Ее расстреляют.
В первый раз Николай Ежов женился в 1921 году. Ему тогда исполнилось 26 лет. Его супруга Антонина Титова, девушка серьезная и целеустремленная, была на два года моложе. Будущий нарком внутренних дел незадолго до этого был назначен комиссаром саратовской базы радиоформирований, и дальнейший его карьерный взлет связывают с отъездом жены в Москву.
Тоня Титова вступила в партию большевиков сразу после революции, когда училась в Казанском университете. Она оставила учебу и ушла на партийную работу техническим секретарем в райком партии. Там она познакомилась с Ежовым. Через три года после свадьбы Антонина уехала в Москву и в 1924 году поступила в Сельскохозяйственную академию, а по окончании в 1929 году - в аспирантуру.
Семейная жизнь не мешала Ежову развлекаться. В конце 20-х годов он пристрастился к алкоголю. Интенсивно работал и так же интенсивно предавался загулам. Так, с коллегой по наркомату земледелия Ф. М. Конаром (Полащук) они «всегда пьянствовали в компании проституток, которых Конар приводил к себе домой» (из стенограммы допроса Ежова). Были у него и содомские связи.
В 1930 году, отдыхая в Сочи, Ежов встретил девушку и влюбился. Он немедленно развелся с Тоней – детей у них не было, и согласия супруги не требовалось.
После развода Антонина Алексеевна продолжала жить и трудиться. В 1933 году закончила аспирантуру, стала заведующей отделом во ВНИИ свекловичного полеводства, выпустила книгу. Ее честность и репутация были настолько безупречны, что ни репрессии, ни арест и расстрел бывшего мужа ее не коснулись. Она умерла на 92-м году жизни в 1988 году.
Вторая жена: любовь до гроба
Девушку, с которую Ежов познакомился на курорте, звали Евгения. Она родилась в Гомеле в многодетной еврейской семье. После школы уехала в Одессу и пошла работать машинисткой в журнал, где познакомилась со слесарем, и в 17 лет вышла за него замуж. Брак продлился недолго. Вскоре умная бойкая Женечка сменила слесаря на директора издательства «Экономическая жизнь» Алексея Гладуна. Второго мужа внезапно переключили на дипломатическую работу. Евгения сопровождала супруга в Лондоне и в Берлине. Там она познакомилась с Исааком Бабелем.
Осенью 1928 года Евгения Гладун вернулась в Москву и поступила на работу в редакцию «Крестьянской газеты» машинисткой. Когда молодой, но перспективный начальник всесильного Орграспредотдела ЦК Коля Ежов встретил ее в Сочи, она ни минуты не колебалась.
В Москве, в просторной квартире, Евгения Ежова организовала светский салон. Здесь можно было встретить работников аппарата ЦК, видных партийных функционеров – Поскребышева, Косарева, Эйхе - журналистов, писателей и деятелей искусства.
Легкая нравом Евгения не спешила расставаться со старыми приятелями и не стеснялась заводить новые связи. Среди ее любовников числились помимо Бабеля Отто Шмидт, Семен Урицкий, Михаил Шолохов.
Ежов не отставал от жены в интимных развлечениях. По воспоминаниям Зинаиды Гликиной, близкой подруги Евгении, «он готов был установить интимную связь с любой, хотя бы случайно подвернувшейся женщиной, не считаясь ни со временем, ни с местом, ни с обстоятельством. Н. И. Ежов в разное время в безобразно пьяном состоянии приставал, пытаясь склонить к сожительству, ко всем женщинам из обслуживающего его квартиру персонала. Он использовал свою конспиративную квартиру по линии НКВД на Гоголевском бульваре как наиболее удобное место для свиданий и интимных связей с женщинами».
В сентябре 1936 года Ежов был назначен народным комиссаром внутренних дел СССР. Его статус и род деятельности поменялись весьма значительно. Массовые репрессии, сотни тысяч расстрелянных по его приказу людей не могли не повлиять на психику наркома - алкогольные загулы, кокаин и пьяные оргии стали постоянными.
Супруги прощали друг другу измены. Единственный случай, когда Ежов взорвался и закатил скандал, была история с Шолоховым. Номер писателя прослушивался, и когда Евгения пришла в гости, все их слова и действия были записаны и запротоколированы. Ежову передали расшифровку, в которую стенографистка добросовестно вписала: «идут в ванную», «ложатся в постель» и т. д.
Такое почти демонстративно распутное поведение вызвало негативную реакцию у Сталина. Летом 1938 года он в ультимативной манере приказал Ежову развестись: «Она компрометирует себя связями с врагами народа». Но Евгения отговорила мужа, а он, несмотря на все измены, любил жену и не смог выполнить волю вождя.
Однако напряжение нарастало. Арестовывали друзей и близких знакомых Евгении. Она впала в нервозное состояние и была госпитализирована в санаторий им. Воровского. 17 ноября 1938 года ей передали пачку таблеток люминала и от мужа - игрушечного гномика. Позднее стали считать, что гномик – это условный сигнал, мол, пора. Евгения Соломоновна приняла смертельную дозу таблеток и через два дня умерла.
Любовники наркома
Со смертью второй жены Ежов пошел вразнос. Он пил без меры и устраивал оргии. С пьяных глаз склонял к оральной связи старого друга, изнасиловал его жену. Подробности, которыми охотно делились после ареста его половые партнеры, омерзительны и банальны.
Интимная жизнь Николая Ежова началась в 15 лет, когда парня отправили в Санкт-Петербург на обучение к портному. Там, в мастерской, в полном соответствии с традициями мира моды и столичного гламура его совратили более искушенные сверстники.
Одного из своих любовников Ежов встретил потом в царской армии в 1916 году, и они охотно возобновили свои отношения. Их связь была взаимоактивной - функции партнера менялись в процессе полового контакта. Впрочем, такие отношения Ежов практиковал и с другими приятелями-содомитами.
Вскоре Ежова комиссовали по болезни, а его любовник был убит на фронте.
Впоследствии, работая комиссаром базы радиотелеграфных формирований, он утешился в объятьях своего подчиненного инженера-радиотехника Антошина.
После ареста разжалованный нарком назвал шестерых своих партнеров. С некоторыми из них Ежова связывала тесная дружба – это Иван Дементьев, работавший охране Ленинградской фабрики «Светоч», и Владимир Константинов, начальник «Военторга» Ленинградского военного округа. С некоторыми была, что называется случайная связь - директор МХАТа Яков Боярский и главный государственный арбитр СССР Филипп Голощекин.
Все были арестованы. На допросах легко и подробно рассказывали об отношениях с Ежовым, надеясь на легкую статью за педерастию. Все шестеро были расстреляны.
Погибшая - модная московская красавица Евгения Соломоновна Хаютина, жена всесильного наркома Ежова. Суламифь (так ее звали на самом деле) была хозяйкой светского салона, ежедневно меняла дорогие шубки, обожала играть в фанты и кружить головы мужчинам.
Интересно, что Ежову вменили, среди прочего, и убийство жены. Он будто бы в ходе следствия признал, что передал ей в подмосковный санаторий статуэтку гнома(!) с таблетками люминала внутри, и она эти таблетки в лошадиной дозе употребила. Было это за пару недель до его ареста. Потом, уже на суде, он от этих показаний отказался, зато признал, что был гомосексуалистом, которого совратили еще в детстве. "Часто заезжал к одному из приятелей на квартиру с девочкой и там ночевал. И еще: во время попойки на своей квартире вступил в интимную связь с женой одного из подчиненных. А потом и с ним самим".
Ежов
Сохранился и удивительный рапорт НКВД про подслушку номера М.Шолохова в гостинице "Националь", и там, в этом номере, была зафиксирована "интимная связь" классика с Евгенией Соломоновной Ежовой: http://amalgin.livejournal.com/276021.html.
Чем дальше в лес - тем больше дров. В день, когда писался этот рапорт, - 12 декабря 1938 г. (Евгения Соломоновна уже была мертва) - был арестован писатель Михаил Кольцов. А через полгода - Исаак Бабель. Оба они были любовниками Евгении Соломоновны. И есть мнение, что арестованный Ежов нарочно топил их в своих показаниях, мстя им за эти романы с его женой.
А вот родной брат Кольцова - художник Борис Ефимов - создал знаменитый плакат "Ежовые рукавицы", где нарком берёт в ежовые рукавицы многоголовую змею, символизирующую троцкистов и бухаринцев. Поэт Джамбул якобы сочинил целую "Поэму о Ежове" (на самом деле ее сочинил "переводчик" Марк Тарловский) , и вообще Ежов еще при жизни стал героем многочисленных художественных произведений. Горький назвал его "чудесным несгибаемым большевиком". Даже город назвали его именем (позже переименован в Черкесск).
Из тюрьмы Ежов передал записку своему преемнику Берии: «Лаврентий! Несмотря на всю суровость выводов, которых я заслужил и воспринимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину остаюсь до конца. ТВОЙ Ежов». Самому Сталину он написал такую записку: "Тов. Сталин! Очень прошу Вас, поговорите со мной одну минуту. Дайте мне эту возможность." Нечего и говорить, Сталин ему такой возможности не предоставил, зато Берия лично и с большим удовольствием его допрашивал.
Очевидец расстрела Ежова в 1940 году сообщает: «И теперь в полусонном, а точнее - полуобморочном, состоянии Ежов брел в сторону того особого помещения, где приводилась в исполнение сталинская „первая категория“ (расстрел). …Ему велели все снять. Он сначала не понял. Затем побледнел. Пробомотал что-то вроде: „А как же…“. …Он торопливо стянул с себя гимнастерку… для этого ему пришлось вынуть из карманов брюк руки, и его наркомовские галифе - без ремня и пуговиц - свалились… Когда один из следователей замахнулся на него, чтобы ударить, он жалобно попросил: „Не надо!“ Тогда многие вспомнили, как он истязал в их кабинетах подследственных, особенно сатанея при виде могучих рослых мужчин (рост Ежова был 151 см). Тут не удержался конвоир - врезал прикладом. Ежов рухнул… От его крика все будто с цепи сорвались. Он не устоял, а когда поднялся, изо рта у него текла струйка крови. И он уже мало напоминал живое существо».
Его образование - 1 (один!) класс начальной школы. В 1937-1938 годах - Ежов сумел возродить по сути средневековую инквизицию, установив своеобразный мировой рекорд - четыре его приказа только за два или три месяца уничтожили полтора миллиона душ (по другим данным, 700.000, но тоже немало).
Но, опять но. Писатель Юрий Домбровский вспоминал, что в Семипалатинске "не было ни одного, кто сказал бы о Ежове плохо. Это был отзывчивый, мягкий человек... Это – общий отзыв. Так неужели все лгали? Ведь разговаривали мы уже после падения “кровавого карлика”." А. М. Бухарина в своих мемуарах тоже писала, что в лагере встречала людей, которые говорили о Ежове как о человеке, который “отзывался на любую малозначительную просьбу, всегда чем мог помогал”. Что это? С какой стати? И вообще еще до назначения главой НКВД, Ежов был богемным человеком, близко дружил с кинорежиссерами Эйзенштейном, Александровым, лично был знаком с половиной Союза писателей. К нему бегали решать проблемы представители творческой интеллигенции, и он помогал! Любимое занятие Ежова, когда придет кто-то из знаменитостей - он начинал петь народные песни, причем очевидцы уверяют, что у него был замечательный тенор.
Вообще Ежова из провинции вытащил в Москву большевик Москвин. Ежов часто бывал в семье Москвина. Жена хозяина, Софья Александровна, опекала его, подкладывала лучшие куски: "Вы такой маленький, прямо воробушек, вам надо больше кушать".
Добрая женщина не думала, что ранит гостя в самое сердце. Позже, когда Москвин уже был расстрелян, Ежову пришлось решать судьбу его супруги. Ежов велел записать в протокол, что Софья Александровна пыталась отравить его. И ее расстреляли.
В своём рабочем столе в качестве сувениров Ежов хранил пули, которыми были расстреляны Зиновьев, Каменев и другие. Эти пули были изъяты в ходе обыска и приобщены к делу. А вот у Ягоды во время обыска нашли "резиновый искусственный половой член - 1" и 3904 порнографических открытки: http://amalgin.livejournal.com/276259.htmlhttp:/ Какие молодцы, наши руководители карательных органов, просто нет слов.
Настоящий авантюрный роман. Генрих Ягода дал подробные показания, как в последний год перед своим арестом пытался Ежова отравить, - по его поручению ежовский кабинет несколько раз обрабатывали ртутью. Заставили подписать? Может быть, но уж очень колоритны протоколы допроса Ягоды - так и просятся на страницы художественного произведения. Например, как Ягода одного за другим вербовал врачей сына Горького - Максима - с единственной целью: залечить того до смерти, чтобы иметь возможность свободно заниматься с любовью с женой Максима Натальей. Потом по инерции и самого Горького отправил на тот свет тем же способом.
Возвращаясь к Евгении Соломоновне. Ежову докладывали, что когда к его жене приходит Бабель, та зашторивает окна. Он устраивал дикие сцены ревности, карлик ломал мебель и бил посуду. Отправляясь в тот санаторий, откуда она уже не вышла, она написала ему записку: “Колюшенька! Очень прошу тебя, настаиваю проверить всю мою жизнь. Я не могу примириться с мыслью о том, что меня подозревают в двурушничестве, каких-то несодеянных преступлениях” (есть в уголовном деле). На допросах Бабель подтвердил, что состоял с ней в интимной связи начиная с 1927 года - они сблизились в Берлине, когда она еще не была знакома с Ежовым. Сразу после свадьбы Женюша потребовала у аскетичного Ежова взять казенную дачу, где незамедлительно развела павлинов. И если жена Ягоды - Ида Леонидовна Авербах - дослужилась до должности зампрокурора г.Москвы, то Евгения Соломоновна потребовала мужа сделать ее главным редактором. Все равно чего. Ей подобрали журнал "СССР на стройке".
Юлиан Семенов вообще написал что-то фантастическое в романе "Отчаяние": "... Глядя тогда на него, Берия испытывал ужас, ибо он-то уже знал одну из причин предстоящего устранения Ежова: Сталин был увлечен его женой -- рыжеволосой, сероглазой Суламифью, но с вполне русским именем Женя.
Она отвергла притязания Сталина бесстрашно и с достоинством, хотя Ежова не любила, домой приезжала поздно ночью, проводя все дни в редакции журнала, созданного еще Горьким; он ее к себе и пригласил.
Сталин повел себя с ней круче -- в отместку Женя стала ежедневно встречаться с Валерием Чкаловым; он словно магнит притягивал окружающих; дружили они открыто, на людях появлялись вместе.
Чкалов
Через неделю после того, как это дошло до Сталина, знаменитый летчик разбился при загадочных обстоятельствах.
Женя не дрогнула: проводила все время вместе с Исааком Бабелем; он тоже работал в редакции; арестовали Бабеля.
Сталин позвонил к ней и произнес лишь одно слово: "Ну?" Женя бросила трубку. Вскоре был арестован Михаил Кольцов, наставник, затем шлепнули Ежова..." (Ю.Семенов. "Отчаяние". М., 1990).
Кольцов
В заключительном слове на суде Ежов сказал: "Прошу одно: расстреляйте меня спокойно, без мучений. Разыщите мою мать и, если она жива, обеспечьте ее старость. И воспитайте мою дочь". Останки Ежова были брошены в ту же общую могилу в Донском монастыре, куда, по всей видимости, сбросили и любовников его жены - Бабеля и Кольцова, расстрелянных на Лубянке. Удивительно, что на кладбище Донского монастыря похоронена и "Женюша". Только ее могила не безымянная. На камне написано не "Ежова", а: "Евгения Соломоновна Хаютина". Официальная версия ее смерти - самоубийство.
На первом же допросе ему сломали руку, а когда приговор первой категории - расстрел - привели в исполнение, то, по сути, стреляли уже в мертвеца.
Подобно многим, он умер со словами: "Да здравствует Сталин!"
А еще человек, портреты которого печатали в газетах, в честь которого слагались стихи, разучивались песни, за право носить имя которого соревновались пионерские отряды, перед казнью умолял палачей: не трогайте дочь. Товарищи по органам просьбу выполнят - девочку "не тронут", и это станет главной причиной несчастья ее жизни.
Оправданию не подлежит
Страна узнала о Наталье Хаютиной летом 1998 года. Тогда Военная коллегия Верховного Суда рассматривала дело о реабилитации бывшего народного комиссара внутренних дел СССР, организатора массовых политических репрессий Николая Ивановича Ежова. По его приказам в 1937-1938 годах были расстреляны около семисот тысяч человек и почти два миллиона отправлены в лагеря.
С ходатайством о реабилитации обратилась приемная дочь наркома - Наталья Хаютина. Оснований для оправдания Николая Ежова судьи не нашли.
"До сих пор я считаюсь уродом, дочкой изверга, дочкой врага"
"Я как была дочь врага народа, так и осталась. И до самой смерти я буду так. И уйду с этим. Хотя я не сделала никому ничего плохого, - говорит, прикуривая очередную сигарету, Наталья Хаютина. - Его никогда не реабилитируют, да родственники загубленных никогда не простят".
Много лет Наталья Николаевна пишет стихи: от руки в школьную тетрадку, которую непременно прячет под скатерть кухонного стола.
По какой-то неясной случайности
Я в те годы смогла уцелеть.
И кому я обязана "радостью",
Что не дали тогда умереть?
Помешать продолжению рода
Кто-то очень хотел навсегда…
До сих пор я считаюсь уродом,
Дочкой изверга, дочкой врага...
Стихов накопилось много. Для нее это возможность выговориться.
"Потрясающий отец"
Существует несколько версий ее появления на свет. По одной, она была внебрачным ребенком последней жены Ежова и писателя Бабеля, по другой - внебрачной дочерью самого Ежова.
Но одна из самых подтверждаемых версий изложена в рассказе Василия Гроссмана "Мама". В нем описана загадочная история удочерения всесильным наркомом Ежовым пятимесячной девочки.
Если Гроссман прав, то настоящий отец Натальи Хаютиной - референт советского посольства в Великобритании, вместе с женой расстрелянный по приказу "железного наркома". Об этой версии Наталья Николаевна тоже знает.
"Он был потрясающим отцом. Я же все помню, как он и коньки мне двухполозные своими руками сделал, в теннис играть научил, в городки. Все для игры в крокет соорудил, эти лунки, на подмосковной даче в Мещерине, где мы жили, чуть ли не сам копал. Он со мной занимался очень много. Я у него была отдушина какая-то", - вспоминает Наталья Николаевна своего приемного отца.
Приемная мать Хаютиной - Евгения Соломоновна Фейгенберг, главный редактор журнала "СССР на стройке", вела светский образ жизни и с Наташей виделась нечасто. Нарком был ее третьим мужем.
Полуграмотный, не получивший даже начального образования, бывший питерский рабочий Николай Ежов обществу друзей своей жены предпочитал компанию дочери.
Ежов пел девочке народные песни - все отмечали его приятный тенорок, - дурачился вместе с дочерью - собственноручно "кормил" любимого обоими игрушечного поросенка.
Сталин называл его "ежевичкой", а люди - "кровавым карликом"
На пост наркома внутренних дел Ежова назначат в сентябре 1936-го, а уже в ноябре 1938-го "пулю для всех скорпионов и змей", "око страны, что алмаза ясней" - так называл Ежова советский поэт-акын Джамбул Джабаев - сместят практически со всех постов.
Имя Ежова стало нарицательным. "Ежовщина" - так в народе называли репрессии 1937-го года. Чтобы их грамотнее организовать, Ежов со своим "незаконченным низшим" изучал книги по истории испанской инквизиции.
В рабочем столе он хранил пули, которыми были расстреляны Зиновьев, Каменев и другие «враги революции»; эти пули были у него изъяты при обыске. Он также запомнился предложением переименовать Москву в Сталинодар.
Сам Сталин в хорошем расположении духа называл его "ежевичкой", а люди окрестили "кровавым карликом" - ростом Ежов был метр пятьдесят два, щуплого телосложения, имел кривые ноги.
Подобно своему предшественнику Ягоде, Ежов незадолго до ареста был смещен с поста главы НКВД на менее важный пост - его назначили наркомом водного транспорта.
10 апреля 1939-го нарком водного транспорта Николай Ежов был арестован по обвинению "в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД СССР, в проведении шпионажа в пользу иностранных разведок, в подготовке террористических актов против руководителей партии и государства и вооруженного восстания против Советской власти".
На суде Ежов заявил: "Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил. Жизнь мне, конечно, не сохранят… Прошу одно: расстреляйте меня спокойно, без мучений. Я прошу, если жива моя мать, обеспечить ей старость и воспитать мою дочь. Прошу не репрессировать моих родственников и земляков, так как они совершенно ни в чем не повинны. Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах".
3 февраля 1940-го Ежов Военной коллегией Верховного Суда СССР был приговорен к расстрелу. Уже на следующий день приговор привели в исполнение. Ежову было 45.
Недавно названный в его честь город Ежово-Черкесск стал просто Черкесском.
Ежова кремировали и захоронили на Донском кладбище - рядом с братскими могилами, куда сбрасывали трупы расстрелянных по его приказу.
На Донском за два года до расстрела Ежова похоронили и жену "железного наркома" - Евгению Соломоновну Фейгенберг (по первому мужу Хаютину).
Эту фамилию приемная дочь наркома и будет носить всю жизнь.
Смерть Евгении Соломоновны была довольно странной. Сначала она впала в болезненную депрессию. Потом ее с диагнозом "астено-депрессивное состояние" поместили в подмосковный санаторий им. Воровского. В нем через три недели она и скончается. В акте вскрытия укажут: "Причина смерти - отравление люминалом". Принято считать, что эта женщина 34 лет сама свела счеты с жизнью.
"Я помню, как она изменилась перед тем, как попасть в санаторий: она все время слушала патефон, перестала ходить на работу, не общалась со мной. Ее даже не интересовали любимые павлины, которых она развела на даче", - говорит Наталья Николаевна.
Хаютина, Хаютина, Хаютина...
После ареста Ежова семилетнюю Наталью посадили в охраняемый вагон и повезли в специальный Пензенский детдом №1, где содержали детей врагов народа.
"Тетя Нина, которая меня сопровождала, все время бегала в тамбур, курила. Она говорила: ты Хаютина, Хаютина, Хаютина, ты не знаешь никакого Ежова. Она со мной не церемонилась, однажды так ударила по губам, когда я назвала фамилию отца, что у меня кровь пошла, - вспоминает Наталья Николаевна.
В первый же вечер ее появления в детдоме в кабинет к заведующей прибежала дежурная воспитательница и взволнованно сообщила, что все девочки не спят, а слушают новенькую.
Эта новенькая рассказывала им о том, что никакая она не Хаютина, а Ежова, что ее папа, который самый лучший на свете, большой начальник. Еще про каких-то павлинов, живущих у них в Мещерине. Про то, что на ее дне рождения недавно была Светлана Сталина, а с дочкой Молотова они кормили красивых рыбок в пруду.
"Маму я тогда уже как-то не вспоминала. А вот по отцу я очень тосковала, - говорит Наталья Николаевна. - И по няне Марфе Григорьевне. И все время я ждала, что кто-то из них все-таки должен за мной приехать. Но никого не было. А я все сидела на подоконнике и постоянно смотрела на дорогу".
"Веревка не выдержала - я ободрала себе все тело и упала"
Там же, в Пензе, Наталья Николаевна поступила в ремесленное училище. В нем она училась на часовщика и постоянно, по ее словам, "порола брак".
В общежитии училища Наталья Хаютина поставила на видное место портрет отца. Директор возник незамедлительно.
"Это кто? - Я говорю: отец. Он говорит: жги! - Я говорю: не буду. - Жги, я сказал. - Не буду. Он взял спички, зажег. Сжег все. Я помню, - говорит Хаютина, - бросилась в подушку. Не могу объяснить, что у меня там внутри было, я не плакала, просто было очень больно и обидно".
Список обид рос, и однажды она, прихватив бельевую веревку, отправилась в сквер.
Но попытка самоубийства не удалась - веревка не выдержала.
"Все тело ободрала себе, платье разодрала, веревка эта на шее висит, - вспоминает Хаютина. - И меня тут директор поймал. Прямо за эту веревку меня, как козу, прямо по лестнице потащил меня в кабинет. На диван меня как швырнул. И говорит: ты, что, с ума сошла? Говорит: нас ведь бы все пересажали. Вот это я никогда не забуду выражение. Их бы всех пересажали! Что меня бы не было - это наплевать".
После попытки самоубийства ей разрешили оставить "ненавистное" ремесленное училище и держать экзамены в музыкальное.
"Заложники снежной планеты"
С аккордеоном под мышкой Хаютина и оказалась в Магадане в августе 1958-го.
После окончания училища Наталья Николаевна сумела добиться распределения туда, где когда-то швартовался неутомимый ГУЛАГовский пароход "Николай Ежов", поставляя очередную партию заключенных. Она хотела быть ближе к жертвам своего отца.
Как во сне Хаютина бродила по городу своей мечты, вглядывалась в лица прохожих.
"Я подумала: что же со мной сделают, если сказать им сейчас, чья я дочь,- рассказывает Хаютина. - И поняла, что я не уеду отсюда назад уже никогда".
В тот же вечер она написала:
Все. Приехали. И прекрасно.
И останемся здесь навеки.
Мы заложники - это ясно -
На огромной снежной планете.
Магадан, затем поселки Ягодное, Тахтоямск, Ола, в которой и осела уже навсегда.
И повсюду с ней был аккордеон, всю жизнь Наталья Николаевна проработала в сельских нетопленных клубах, писала музыку и стихи. Песни Натальи Хаютиной до сих пор исполняют местные певцы со сцены районных домов культуры.
Сама она уже более двадцати лет как на пенсии. После инсульта Наталья Николаевна с трудом передвигается по квартире и почти никуда не выходит.
Лишь иногда - на балкон, посмотреть на солнце, которое каждый день катится в закат за сопку под названием Дунькин Пуп.
"Я до сих пор жду, что однажды постучат в дверь и отомстят мне за отца"
Все свои колымские годы Наталья Николаевна провела в ожидании встречи с мстителем.
Из гулаговских зон освобождались политзаключенные, и кому-то могли шепнуть: вот дочь Ежова. Каждый стук в дверь заставлял вздрагивать: пришли! Из одного поселка она переезжала в другой, в третий, в четвертый. В каждой новой квартире вешала на стенку вырезанный из учебника портрет отца и снова ждала.
Она никогда не заводила друзей. Единственную свою дочку Наталья Николаевна родила от человека, которого судьба подпустила к ней лишь "на расстояние выстрела". Левона Хачатряна убьют за какие-то темные дела с золотом.
За каждой дверью пензенских и колымских общежитий, бараков и "хрущоб" каждый год 1 мая Наталья Николаевна отмечает два дня рождения: свой и наркома Ежова.
Даже дату рождения своей последней жертвы всесильный нарком определил лично.
"Я ставлю его портрет на стол, перед портретом свечу и просто разговариваю с отцом. Я говорю: что ты со мной сделал? Тебя-то уже нет, а я всю жизнь мыкаюсь, всю жизнь мне перевернул и искалечил. Вы знаете, - говорит Наталья Николаевна, - свеча начинает трепыхаться, как будто не нравится ему, что я с ним так. Я много лет думаю, о вине отца и считаю, что Бог его может быть когда-нибудь и простит. А вот люди никогда, потому что тогда не будет виноватых".
Маска скорби
При въезде в Магадан, на 4-м километре Колымской трассы, которая буквально вымощена костями заключенных, на сопке Крутая стоит Маска скорби работы Эрнста Неизвестного. Этот памятник жертвам политрепрессий торжественно открыли 14 лет назад. За это время здесь, где все "плачет" и "плачет" каменная девочка, побывал каждый из жителей Колымы. Единственный человек, который ни разу не принес сюда цветы, это дочь наркома Ежова.
"Я могу туда пойти, мне никто не запрещает. И меня там никто не знает. Но я сама себе запретила это делать, потому что не имею морального права", - говорит Наталья Николаевна.
Именем Российской Федерации...
Всю жизнь Хаютину мучила одна и та же мысль, что она так и умрет дочерью врага народа. Она давно согласилась с тем, что Ежов оправданию не подлежит, но за собственную реабилитацию продолжала бороться. Несколько раз она обращалась в суд.
В последний раз судебный процесс длился три года.
Наталья Николаевна говорит, что 13 февраля 2008-го в Ольском райсуде прозвучали главные в ее жизни слова. Судья зачитал: "Именем Российской Федерации суд решил: заявление Натальи Николаевны Хаютиной удовлетворить".
А через полгода она обнаружила в своем почтовом ящике письмо из УВД по Магаданской области.
В нем было написано: "Уважаемая Наталья Николаевна! В соответствии с Законом РФ "О реабилитации жертв политических репрессий от 18.10.91г. № 1761-1 и решением Ольского районного суда Магаданской области от 13.02.2008 г. Вы признаны подвергшейся политической репрессии и реабилитированы".
К письму прилагалась справка о реабилитации.
Училась Суламифь Израилевна Фейгенберг-Ноткина в школе, но этим её образование и окончилось. Освоиться с издательским делом ей помог её дальний родственник - Семен Филиппович Добкин (1899-1991).
В Одессе
Первый раз вышла замуж в семнадцать лет за Лазаря Хаютина, с которым переехала в 1921 году в Одессу, где работала в редакции местного журнала. В этот период она познакомилась с известными одесскими писателями Катаевым , Олешей , Бабелем . Вероятно они и помогли ей позже уже в Москве найти работу в газете «Гудок».
Москва-Лондон-Берлин-Москва
Второй раз замужем за бывшим красным командиром Александром Гладуном, с которым переехала в 1924 году в Москву. С ним познакомилась во время его командировки в Одессу (когда он занимал должность директора московского издательства «Экономическая жизнь»). В 1927 году Гладун муж был направлен на дипломатическую работу в Лондон вторым секретарём полпредства (т.е. посольства) СССР в Великобритании.
Семья
У Евгении Фейгенберг-Ноткиной-Ежовой был брат Илья (1893-1940), который был расстрелян, как и многие другие лица из её окружения и брат Моисей (1890-1965).