И провозгласили (211 г. н. э.) императорами обоих его сыновей – Каракаллу и Гету, хотя Каракалла (211-217) требовал, чтобы сан этот был признан за ним одним. Братья отправились в Рим присутствовать при похоронах и апофеозе отца и принять поздравления сената и народа. Уже на пути, в Галлии, потом в Италии, ссоры между ними были так сильны, что они принимали всяческие предосторожности друг против друга. В Риме Каракалла и Гета поселились в разных половинах огромного дворца, заделали или заперли все ходы из одной половины в другую: выходя из дворца, каждый окружал себя многочисленными телохранителями. Некоторые советовали им разделить между собою империю, так чтобы один взял себе Восток, a другой – Запад, но римский народ был еще слишком горд, чтобы допустить раздел империи; не желал этого и Каракалла, думавший завладеть всем один.
Каракалла и Гета. Художник Л. Альма-Тадема, 1907
В ссорах между братьями прошел год. Каракалла решил убить брата. По просьбе матери, Юлии Домны , глубоко опечаленной ссорой между сыновьями, он согласился на свидание с братом в её комнатах, обещаясь примириться с ним. Но во время свидания вооруженные люди, спрятанные Каракаллой в соседней комнате, бросились на Гету. Он подбежал к матери, она обняла его, чтобы защитить. Убийцы остановились, но Каракалла ободрил их, помог им, и Гета был убит в объятиях матери (27 февраля 212). Каракалла поспешил в преторианский стан, сильно тревожась мыслью о том, как примут его преторианцы, уважавшие волю его отца и любившие простого, прямодушного Гету больше, нежели его, хитрого, коварного человека. Он стал говорить им, что он лишь оборонялся от Геты, который хотел убить его. Преторианцы слушали мрачные, с ропотом негодования, но Каракалла обещал им огромные подарки, роздал им все громадное количество денег, собранное в казне Септимием Севером, и убедил их этим в правоте своего дела. Когда преторианцы одобрили убийство, то и сенат выразил свою преданность Каракалле – он достиг своей цели, стал императором один. Предложение воздать божеские почести убитому Гете он принял охотно, и говорят, что он выразил свое согласие каламбуром, в котором была игра созвучием слов divus (божественный) и vivus (живой): sit divus, dum non sit vivus (пусть будет богом, лишь бы не быть ему живому).
Оставшись один императором, Каракалла дал полную волю своей свирепости. Он хотел истребить всех, имевших расположение к убитому брату, всех в ком предполагал сожаление о нем. Он казнил всех друзей Геты, слуг его, отпущенников его; жалеть о Гете было преступлением. Мать Геты Юлия Домна должна была скрывать свои слезы, принимать с улыбающимся лицом убийцу; её друг Фадилла, дочь императора Марка Аврелия , уважаемая всеми, была убита за то, что жалела о Гете. Говорят, что 20,000 человек – и мужчин, и женщин – были казнены за расположение к нему. Гельвий Пертинакс, сын императора Пертинакса , поплатился жизнью за то, что сказал, что Каракалла может к другим своим титулам прибавить «Гетский» Geticus (это каламбур; «победитель гетов, убийца Геты»).
Император Каракалла. Античный бюст
Из множества жертв тиранства императора Каракаллы общество особенно сожалело о великом юристе Папиниане , который был преторианским префектом в последние семь лет царствования Септимия Севера и, по возможности, удерживал его от жестокости и произвола. Север, умирая, просил Папиниана заботиться о том, чтобы сыновья его жили в согласии между собой, и охранить их обоих. Каракалла потребовал теперь от Папиниана, чтоб он написал речь в оправдание убийства Геты. Папиниан отказался, отвечая на его требование словами: «легче совершить, чем оправдать братоубийство». Каракалла велел убить его. Среди интриг двора Папиниан, деловой человек, юрист, сохранил себя чистым от злоупотреблений своими техническими знаниями, и бестрепетно обрек себя на смерть своим отказом. Это, говорит Гиббон , озаряет его память славой более блестящей, чем его юридическая знаменитость и его многочисленные юридические сочинения, превосходные по силе ума и изяществу формы, знаменитые его «Вопросы и ответы» (Quaestiones et responsa).
Казни императора Каракаллы не ограничивались Римом; жертвами их были не одни только друзья Геты; истребив всех, кого считал сожалевшими о Гете, Каракалла стал убивать сенаторов и всадников, считавшихся друзьями свободы, или просто возбуждавших его алчность своим богатством, которое конфисковал он, казнив их. Залив Рим кровью, он распространил свою свирепость на провинции; аренами его тиранства в особенности были богатые, роскошные города Востока. Он ненавидел свою жену Плавтиллу, по ненависти к её отцу Плавциану; она и её брат были сосланы на остров Липару и убиты там. Некоторые из древних писателей говорят, что, убив Плавтиллу, Каракалла женился на своей матери Юлии Домне, которая, хотя была теперь уже в пожилых летах, все еще оставалась красавицей, и сама позаботилась возбудить кокетливыми нарядами чувственное влечение в своем пасынке.
Юлия Домна, мать Каракаллы. Античный бюст из Мюнхенской глиптотеки
Внутреннее правление Каракаллы
Через год после убийства Геты император Каракалла уехал из Рима и уже не возвратился туда. Говорят, что отец, умирая, дал ему совет «заботиться об упрочении любви войска и считать за ничто всех остальных подданных»; сын усердно следовал этому совету. Заботы Септимия Севера об упрочении преданности войска императору были уже великим бедствием для государства. Они портили и само войско, которое было избаловано милостями императора; при Каракалле дело стало еще хуже. Своей безрассудной снисходительностью он так избаловал войско, что дисциплина упала; безграничная расточительность на награды воинам, увеличение жалованья, подарки им истощали казну, принуждали Каракаллу разорять государство налогами и грабежами. Он увеличил прежние налоги; между прочим, пошлину с наследств, с передачи имущества в подарок и с актов об отпуске рабов на волю, ввел новые налоги, принуждал города делать взносы, называвшиеся добровольными подарками.
Рассказы древних писателей наполнены известиями о свирепости играбительстве императора Каракаллы. Но некоторые его распоряжения показывают, что при всей своей порочности и жестокости он имел правительственные таланты. Так, например, он довершил начатое Адрианом и Севером объединение государства изданием (212 г.) закона, предоставившего права гражданства всему свободному населению империи, а не только одним италикам, как раньше. Главным мотивом этого важного постановления был,по всей вероятности, расчет денежной выгоды: получив право римского гражданства, жители провинций подверглись платежу тех налогов, которые были взимаемы только с римских граждан; это были пошлины с наследств, получаемых по завещаниям ли, или по праву родства, без завещаний. Но, по каким бы мотивам ни был издан этот закон, он имел величайшую политическую важность: он открыл всем свободным людям громадной империи доступ ко всем должностям в ней, и только с этого времени получили равноправность с римлянами все народы империи; только теперь она стала объединенным государством. Правда и то, что люди всех народностей, уравненные в правах, одинаково страдали от алчности Каракаллы, принужденного добывать всяческими средствами деньги на содержание войска и подарки воинам. Впрочем, он расточительно тратил деньги не на одно войско, a также и на громадные постройки. В южной части Рима он построил колоссальные термы (бани) Каракаллы: развалины этих громадных зал и бесчисленных комнат еще остаются памятником его расточительности.
Руины терм Каракаллы в Риме
Личный характер Каракаллы
Император Каракалла любил только военное общество; он разделял грубые вкусы простых воинов. Он никогда не имел склонности к образованию. Отец дал ему превосходных учителей, но Каракалла учился плохо и не приобрел из их уроков ничего, кроме некоторого искусства говорить речи. Однако он с детства он ревностно занимался физическими упражнениями и, одаренный от природы большой силой, стал отличным наездником, охотником, гребцом, превосходно плавал. Каракалла разделял в походах все труды и лишения простых воинов: ходил пешком, неся на себе оружие и всю амуницию, исполнял в стане все обязанности простого воина обедал вместе с рядовыми и веселился заодно с ними подобно грубым простолюдинам, он страстно любил смотреть на гладиаторский бой, на битвы с хищными зверями в амфитеатре, на скачки колесниц в цирке.
Каракалла любил войну, хотел во всем подражать Александру Македонскому , но, не имея политического образования, не мог найти разумной цели для военных действий, тратил время и силу войска на бессмысленные военные дела. На Дунае уже начиналось то передвижение народов, которым была впоследствии разрушена римская империя. Каракалла не сумел сделать там ничего, кроме того, что вероломно напал на алеманнов ; он без надобности бился в Месопотамии с парфянами , заискивал расположение воинов приятельским обращением с ними в стане и походах, отводил войска на квартиры в богатые города Востока, пьянствовал и развратничал там вместе с воинами; они изнеживались на этих роскошных квартирах, утрачивали воинственность, привыкали пренебрегать дисциплиной.
Монета императора Каракаллы (ауреус)
Но Каракалле казалось, что он успешно подражает своему кумиру, Александру Великому. Император принял имя Александра и атрибуты, с которыми изображался Александр, сформировал себе фалангу по образцу македонской, преследовал философов, державшихся системы Аристотеля , потому что Аристотель считался врагом Александра в последние годы жизни македонского завоевателя. По примеру Александра Каракалла посетил Илион и гробницу Ахиллеса, оплакивал своего умершего, или убитого любимца по примеру того, как Ахиллес оплакивал Патрокла , Александр – Гефестиона . Но ничего похожего на хорошие качества Александра Каракалла не имел и, в поступках своего образца, мог подражать только дурному. Жестокостью этот император далеко превосходил Александра: бесчисленные казни всех родных, всех друзей прежних императоров, оставляли далеко за собой примеры жестокости, показанные Александром, убившим Филоту и Пармениона . Александр носил облачение персидского царя; Каракалла, в подражание этому, стал носить германское платье, носил русый парик, чтобы походить на германцев цветом волос. Он составил себе отряд телохранителей из германцев, потому что варвары, храбрость которых узнал он на войне с алеманнами и готами , казались ему более надежным орудием деспотизма, чем уроженцы государства, соединенные хотя слабыми связями человечности с гражданами.
Известия о жизни и походах императора Каракаллы, передаваемые нам Дионом Кассием , Геродианом и Спарцианом, не во всем согласны между собою; но все эти историки говорят, что не было из прежних дурных императоров ни одного, с которым не сравнялся бы Каракалла сумасбродством, коварством и свирепостью. Нерон , Домициан и Коммод убивали людей только в Риме, в Италии, в Греции. Император Каракалла был врагом всего населения империи. Подобно Калигуле он известен под насмешливым названием (его прозвали Каракаллой за то, что он любил в молодости носить галльский плащ, называвшийся caracalla). И по своим поступкам этот император походил всего больше на Калигулу; оба они были сумасброды, y которых кружилась голова от их всемогущества, некоторые ученые даже считают это особенным видом действительного помешательства и называют «сумасшествием цезарей».
Кровопролитие Каракаллы в Александрии
Ужасающий пример коварства, мстительности и свирепости императора Каракаллы представляет кровопролитие, которое устроил он в Александрии . Легкомысленное население этого города было насмешливо и возбудило против себя раздражение в Каракалле колкими шутками по поводу убийства Геты и любовной связи или брака Каракаллы с Юлиею Домной, которую александрийцы называли Иокастой . Смеялись они и над низким ростом Каракаллы, не годившимся для человека, игравшего роль Ахиллеса и Александра; он решил наказать их. Мы расскажем словами Геродиана об этом истреблении людей, на которое Каракалла смотрел, став под колоннадой храма Сераписа .
Каракалла объявил, что даст в Александрии ряд праздников; когда в город сошлось из всех окрестностей множество народа на эти праздники, он послал по городу вестников приглашать всех молодых людей собраться на обширную площадь. Император сообщил, что хочет сформировать фалангу в честь Александра и что эта фаланга будет называться Александровой. У него уже были две фаланги, македонская и спартанская , эта будет третья; молодые люди станут в ряды, он пересмотрит их, выберет тех, которые годятся для такой почетной службы. Молодые жители Александрии сошлись на площадь; с ними пришли их родители и родственники. Надежда на почетную службу была привлекательна; все были уверены в благосклонности императора, потому что он уже оказал Александрии очень милостивое расположение. Каракалла прошел по рядам молодых людей, останавливался перед некоторыми юношами, говорил с ними, каждому сказал что-нибудь любезное. A между тем войско окружали площадь. Народ не подозревал ничего. Когда Каракалла убедился, что войско окружило народ, он кончил смотр, отошел с своими телохранителями в сторону и дал условный знак. Воины Каракаллы бросились со всех сторон на окруженных ими молодых людей и остальной народ и стали убивать всех. Другие воины, оставшиеся за кругом убивающих, рыли огромные ямы и бросали в них тела убитых александрийцев, бросали всех упавших и бежавших; наполнив ямы, засыпали землею. Многие были брошены в ямы еще живыми, многие даже вовсе не ранеными. Погибли и многие воины. Раненые и не раненые, бросаемые в ямы, хватались за воинов и увлекали их с собою в могилы; другие воины, не разбирая ничего, засыпали землею своих товарищей. Число убитых было так велико, что текли целые ручьи крови, и стала красной вода не только в устьях Нила, очень широких, но и в море по всему прибрежью Александрии.
Античный медальон с изображением императора Каракаллы
Парфянский поход Каракаллы
Из Александрии император Каракалла отправился через Антиохию в Месопотамию, чтобы подвигами на востоке приобрести имя «Парфянского». Он обманул парфян коварными уверениями в желании заключить с ними союз; парфяне не готовились к войне, Каракалла напал на них, безоружных. Он захватил в плен Абгара, эдесского царя, заковал его в цепи, и послал в Рим, царство его сделал римской провинцией, a городу Эдессе дал права римской колонии.
Но вскоре после покорения Эдессы жизнь Каракаллы кончилась. Подобно отцу, он верил в прорицания, в астрологию. Маг , очень опытный в своем искусстве, живший в Африке, предсказал, что преемником Каракаллы будет Макрин , преторианский префект, человек даровитый, дослужившийся своими талантами до высшей должности в государстве и пользовавшийся безукоризненной репутацией. Префект города Рима послал донесение о предсказании мага Каракалле, бывшему тогда в Эдессе. Донесение было подано Каракалле, когда он был на играх, и мысли его были совершенно поглощены скачкой колесниц. Император отдал все привезенные донесения, в том числе и это, Макрину, велев просмотреть их и доложить об их содержании ему по окончании игр. Макрин, прочитав донесение о пророчестве, увидел, что ему предстоит смерть. Каракалла уже и без того не любил его за то, что он не хотел обедать и веселиться с простыми воинами, как делал император; поэтому Макрин не мог ждать себе пощады. Он скрыл от Каракаллы донесение о пророчестве мага, решив спасти себя от смерти убийством самого императора, и склонил на это дело отважного воина, Марциала, который негодовал на Каракаллу за отказ в просьбе: Марциал просил, чтобы император сделал его центурионом , Каракалла не согласился. Во время поездки в город Карры Каракалла несколько удалился от своей свиты. Марциал воспользовался этой минутой и вонзил ему в сердце кинжал (8 апреля 217). Один из скифских стрелков, находившихся в числе телохранителей императора, пустил в Марциала стрелу и убил его. Смерть Марциала оставила неизвестным, что он убил Каракаллу по наущению Макрина, и тот немедленно принял меры для захвата императорского трона.
Каракалла (188–217). Римский император из династии Северов, правивший с 211 по 217 год н. э. В 212 году издал эдикт о даровании прав римского гражданства провинциалам. Политика давления на сенат, казни знати вызывали недовольство и привели к тому что Каракалла был убит заговорщиками.
Септимий Бассиан, старший сын Септимия Севера, был переименован отцом в Марка Аврелия Антонина, в историю же вошел под именем Каракаллы (одеяние с таким названием он носил). Его мать Юлия Домна - финикийка по происхождению, дочь Бассиана, жреца Солнца. Спустя два года после рождения первенца, названного в честь деда, Юлия родила второго сына Гету. Септимий Север, будучи наместником Паннонии, командовал римскими легионами, стоявшими на берегах Дуная и Рейна, когда в 193 г. захватил императорскую власть.
196 год — отец провозгласил Бассиана Цезарем и тогда дал ему имя Марка Аврелия Антонина, которого он считал величайшим из императоров. Согласно свидетельству древнего историка Геродиана, автора «Истории императорской власти после Марка», оба сына Септимия Севера были испорчены роскошью и столичным образом жизни, чрезмерной страстью к зрелищам, приверженностью к конным состязаниям и танцам.
В детские годы Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью, но, выйдя из детского возраста, стал замкнутым, угрюмым и высокомерным. С детства братья враждовали между собой, а со временем эта вражда приобрела поистине патологический характер.
Септимий Север женил Каракаллу на дочери своего фаворита Плавтиана. Новая принцесса в качестве приданого передала своему мужу громадные суммы денег. Их было до такой степени много, что, по утверждениям, столько могло бы составить приданое 50-ти цариц.
По завещанию основателя династии, утвержденному сенатом и признанному преторианской гвардией и легионами, августами были объявлены оба сына Септимия Севера - старший сын Каракалла и младший Гета. Такого рода двоевластие оказалось чреватым тяжелыми последствиями и было определенным просчетом опытного Септимия Севера. Он считал, что правление двух его сыновей сможет укрепить династию, сможет сбалансировать жесткий и волевой характер Каракаллы, мягкость и осторожность Геты, однако получилось наоборот. Между братьями и стоящими за ними придворными кликами сразу же вспыхнула непримиримая борьба. Попытки их матери Юлии Домны примирить сыновей-императоров ни к чему не привели.
После торжественных похорон Септимия Севера в Риме его сыновья поделили императорский дворец пополам и «начали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они пользовались свободно, при этом каждый выставил свою стражу». В открытую ненавидя друг друга, каждый делал все, что мог, лишь бы как-то избавиться от брата и заполучить всю власть в свои руки. В большинстве своем римляне склонялось на сторону Геты, потому как он производил впечатление человека порядочного: проявлял скромность и мягкость по отношению к лицам, обращавшимся к нему. Каракалла же во всем выказывал жестокость и раздражительность. Юлия Домна была не в состоянии примирить их друг с другом.
Провраждовав так какое-то время, братья совсем было собрались разделить между собой империю для того, чтобы не злоумышлять друг против друга, оставаясь все время вместе. Решили, что Гете отойдет восточная часть державы со столицей в Антиохии или Александрии, а Каракалле - западная с центром в Риме. Но когда об этом соглашении сообщили Юлии Домне, она своими слезами и уговорами смогла убедить их отказаться от этой пагубной затеи. Этим она, может быть, уберегла римлян от новой гражданской войны, но обрекла на смерть родного сына.
Ненависть и соперничество между братьями росли. По утверждению Геродиана, они «перепробовали все виды коварств, старались договориться с виночерпиями и поварами, чтобы те подбросили другому какой-то отравы». Но ничего у них не получалось, потому как каждый был начеку и очень остерегался. В конце концов, Каракалла не выдержал: подстрекаемый жаждой единовластия, он решил действовать мечом и убийством. Трагические события развернулись в феврале 212 г.
Помня о страстном желании матери помирить братьев, Каракалла торжественно поклялся императрице, что попытается сделать все возможное, чтобы жить в дружбе с братом. Юлия, обманутая коварным сыном, послала за Гетой, умоляя его прийти в ее покои, где брат готов открыть ему свои самые добрые намерения и примириться с ним. Покои императрицы, по законам империи считавшиеся святыми, стали местом кровавой расправы над Гетой. Лишь только он вошел в спальню, на него бросились люди с кинжалами. Несчастный бросился к матери, но это ему не помогло.
Смертельно раненный Гета, облив кровью грудь Юлии, скончался. А Каракалла, после убийства, выскочил из спальни и побежал через весь дворец, крича, что он едва спасся, избежав величайшей опасности. Он кинулся в преторианский лагерь, где за свое спасение и единовластие пообещал выдать каждому воину по 2500 аттических драхм, а также увеличить в полтора раза получаемое ими довольствие. Он велел без промедления взять эти деньги из храмов и казнохранилищ, и таким образом в один день безжалостно растратил все то, что Септимий Север копил на протяжении 18-ти лет. Воины объявили Антонина единственным императором, а Гета был провозглашен врагом.
Когда Каракалла убил Гету, то, боясь, что братоубийство покроет его позором как тирана и узнав, что возможно смягчить ужас такого преступления, если провозгласить брата божественным, говорят, сказал: «Пусть будет божественным, только бы не был живым!» Он причислил его к богам, и потому народная молва кое-как примирилась с братоубийцей.
Каракалла жестоко расправился со всеми, кого можно было заподозрить в симпатии к Гете. Сенаторов, кто родовит или побогаче, убивали по любому поводу, или совсем без повода - хватало для этого объявить их приверженцами Геты. Папиниан, человек, которым гордилась вся империя, этот юрист, непреклонный защитник законов, также был казнен за то, что отказался публично в сенате оправдывать это убийство.
Вскоре были убиты все близкие и друзья брата, а также и те, кто жил во дворце на его половине; слуг перебили всех; возраст, даже младенческий, во внимание не принимали. Откровенно глумясь, трупы убитых сносили вместе, складывали на телеги и вывозили за город, где, сложив их в кучу, сжигали, а то и попросту бросали как придется. Вообще погибал всякий, кого Гета хоть немного знал. Уничтожали атлетов, возниц, исполнителей всякого рода музыкальных произведений - в общем, всех, кто услаждал его зрение и слух.
Из сенаторов были убиты все представители патрицианских родов. Антонин отправлял своих людей и в провинции, чтобы истреблять тамошних правителей и наместников как друзей брата. Каждая ночь приносила с собой убийства самых различных людей. Весталок он заживо закопал в землю за то, что они якобы не соблюдают девственность. Рассказывали, что как-то раз император был на скачках, и произошло так, что народ чуть посмеялся над возницей, к которому он был в особенности расположен; приняв это за оскорбление, он приказал воинам броситься на зрителя, вывести и перебить всех, кто плохо говорил о его любимце. Потому как нельзя было отделить виноватых от невиновных, воины беспощадно отводили и убивали первых попавшихся. Встав на путь террора, Каракалла разделался даже со своей женой Плавтиллой; в 205 году она была отправлена в ссылку, а в 212 году ее убили.
После кровавой расправы император Каракалла продолжил политику своего отца как внутри страны, так и на ее границах: лихорадочные попытки стабилизировать тяжелое финансовое положение, покровительство армейским кругам. Тяжелое экономическое положение Империи вызывалось двумя факторами: разорением товарных вилл и рабовладельческих хозяйств и огромными расходами на разбухающую армию, которая насчитывала до полумиллиона человек. При этом расходы на армию росли в связи с той политикой покровительства, которую наметил еще основатель династии.
При Каракалле снова была увеличена плата всем категориям военных. Разрешение легионерам иметь легальную семью, арендовать землю и заводить хозяйство, конечно, требовало средств, и Империя должна была их предоставлять. Имеющихся поступлений в казну уже не хватало для оплаты всех бюджетных расходов, и император пошел по пути, уже намеченному при Антонинах и принятому его отцом Септимием Севером: он приказал добавлять к серебру медь в больших количествах (до 80% веса). В результате из одного количества серебра начали чеканить большее количество монет, но они практически обесценились.
212 год — был обнародован императорский эдикт - конституция Антониниана (от официального имени Каракаллы - Марк Аврелий Север Антонин), по которому права римского гражданства получали практически все свободные жители Империи (за редкими исключениями). Так, римское гражданство - самый привилегированный статус жителя Империи, за который веками боролись италики, провинциальная аристократия, - сверху и в одночасье предоставлялось почти всем свободным, в том числе и только что включенным в состав Империи окраинным варварским народам.
Этот решительный шаг дал возможность решить целый ряд трудных проблем, вставших перед центральной властью, - комплектование огромной армии, пополнявшейся из римских граждан, преодоление финансовых трудностей, потому как новые граждане должны были платить многочисленные налоги. В конце концов, дарование римского гражданства давало возможность унифицировать всю систему управления, судопроизводства, применения законов во всех звеньях огромной Империи. В итоге это привело к превращению полноправного и привилегированного римского гражданина в бесправного и обремененного различными обязанностями-повинностями имперского подданного.
Имя императора Каракаллы в Риме сохранили грандиозные термы (роскошные общественные бани), в которых одновременно могло мыться больше 1 600 человек. Термы Каракаллы, построенные в 212–216 годах, занимали большую территорию и представляли из себя мощный комплекс разных помещений для мытья и купания с горячей и холодной водой. При термах находились также библиотеки, площадки для спортивных упражнений и парк, внутри термы были роскошно отделаны мрамором и мозаикой.
Много сил и времени император отдавал военной деятельности в Европе и на Востоке. Он был не столько разумным полководцем, сколько выносливым воином. Весной 213 г. он отправился в Галлию. Прибыв туда, император немедля убил нарбонского проконсула. Приведя в смятение всех начальствовавших в Галлии лиц, он навлек на себя ненависть как тиран. Совершив множество несправедливостей, он заболел тяжелой болезнью. По отношению к тем, кто за ним ухаживал, он проявлял необыкновенную жестокость. Потом, по пути на Восток, он остановился в Дакии. Каракалла был первым римским императором, на которого, по словам Геродиана, легла печать явной варваризации.
«Всех германцев он расположил к себе и вступил с ними в дружбу. Часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду, и его видели в плаще с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал себе светлые волосы и причесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это, и любили его чрезвычайно. Римские воины также не могли нарадоваться на него, в особенности благодаря тем прибавкам к жалованью, на которые он не скупился, а еще и потому, что он вел себя совсем как воин: первый копал, если надо было копать рвы, навести мост через реку или насыпать вал, и вообще первым брался за любое дело, которое требовало рук и физической силы.»
Питался он простой воинской пищей и даже сам молол зерно, замешивал тесто и пек хлеб. «В походах он чаще всего шел пешком, редко садился в повозку или на коня, свое оружие он носил сам. Его выносливость вызывала восхищение, да и как было не восхищаться, видя, что такое маленькое тело приучено к таким тяжким трудам».
Не только по внешности, но и по духу Каракалла был подлинный варвар. Он ревностно поклонялся египетской богине Изиде и построил в Риме ее храмы. «Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал повсюду за магами, звездочетами, гадателями по внутренностям жертвенных животных, так что не пропустил ни одного из тех, кто берется за такого рода ворожбу».
Свирепый, дикий и неумный Каракалла не сумел удержать в своих руках богатейшее наследие Септимия Севера.
Когда он управился с лагерями на Дунае и перешел во Фракию, что по соседству с Македонией, он сразу начал отождествлять себя с и приказал во всех городах поставить его изображения и статуи. Чудачества его доходили до того, что он начал одеваться как македонец, носил на голове белую широкополую шляпу, а на ноги надевал сапожки. Отобрав юношей и отправившись с ними в поход, он начал называть их македонской фалангой, а их начальникам роздал имена полководцев Александра.
Из Фракии император переправился в Азию, пробыл какое-то время в Антиохии, а после прибыл в Александрию. Александрийцы приняли Антонина очень торжественно и с большой радостью. Никто из них не знал о тайной ненависти, которую тот давно уже питал к их городу. Дело в том, что императору доносили о насмешках, которыми его осыпали горожане. Решив примерно наказать их, Антонин велел самым цветущим юношам собраться за городом якобы для военного смотра, окружил их войсками и приказал всех убить. Смертоубийство было таким, что кровь потоками текла по равнине, а огромная дельта Нила и все побережье близ города было окрашено кровью. Поступив таким образом с городом, он вернулся в Антиохию для того, чтобы начать войну с парфянами.
Чтобы лучше скрыть свои замыслы, он посватался к дочери парфянского царя. Получив согласие на брак, Каракалла беспрепятственно вступил в Месопотамию как будущий зять, а после неожиданно напал на тех, кто вышел его приветствовать. Перебив множество людей и разграбив города и селения, римляне с большой добычей вернулись в Сирию. За этот позорный набег Антонин получил от сената прозвание «Парфянский».
В разгар подготовки к новым военным действиям с Парфирией 8 апреля 217 г. Каракалла был убит Макрином, своим префектом претория (начальником охраны), который захватил императорскую власть и взял в соправители своего сына Диадумена. Хотя Макрин у власти не удержался, но стало ясно, что уже варвар и простой воин может стать императором.
В Риме, по словам все того же Геродиана, «не так всех радовало наследование власти Макрином, как все ликовали и всенародно справляли празднество по поводу избавления от Каракаллы. И каждый, в особенности из тех, кто занимал видное положение или ведал каким-то делом, думал, что он сбросил висевший над его головой меч».
Септимий Бассиан, старший сын Септимия Севера, был переименован отцом в Марка Аврелия Антонина, в историю же вошел под именем Каракаллы (одеяние с таким названием он носил). Его матерью была Юлия Домна, финикийка по происхождению, дочь Бассиана, жреца Солнца. Через два года после рождения первенца, названного в честь деда, Юлия родила второго сына - Гету.
Септимий Север, будучи наместником Паннонии, командовал римскими легионами, стоявшими на берегах Дуная и Рейна, когда в 193 году захватил императорскую власть.
В 196 году отец провозгласил Септимия Бассиана Цезарем и дал ему имя Марка Аврелия Антонина, которого он считал величайшим из императоров. По свидетельству древнего историка Геродиана, автора "Истории императорской власти после Марка", оба сына Септимия Севера были испорчены роскошью и столичным образом жизни, чрезмерной страстью к зрелищам, приверженностью к конным состязаниям и танцам.
В детстве Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью, но, выйдя из детского возраста, стал замкнутым, угрюмым и высокомерным. С детства братья враждовали друг с другом, а с годами эта вражда приобрела поистине патологический характер.
Септимий Север женил Каракаллу на дочери своего фаворита Плавтиана. Новая принцесса в качестве приданого передала своему мужу громадные суммы денег. Их было так много, что, как утверждают, столько могло бы составить приданое пятидесяти цариц.
По завещанию основателя династии, утвержденному сенатом и признанному преторианской гвардией и легионами, августами были объявлены оба сына Септимия Севера - старший сын Каракалла и младший Гета. Такое двоевластие оказалось чреватым тяжелыми последствиями, и было определенным просчетом опытного Септимия Севера. Он полагал, что правление двух его сыновей укрепит династию, позволит сбалансировать жесткий волевой характер Каракаллы с мягкостью и осторожностью Геты, но вышло наоборот. Между братьями и стоящими за ними придворными кликами сразу же вспыхнула непримиримая борьба. Попытка их матери Юлии Домны примирить сыновей-императоров успеха не имела.
После торжественных похорон Септимия Севера в Риме его сыновья разделили императорский дворец пополам и "стали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они пользовались свободно, причем каждый выставил свою стражу". Открыто ненавидя друг друга, каждый делал все, что мог, лишь бы как-нибудь избавиться от брата и заполучить всю власть в свои руки. Большинство римлян склонялось на сторону Геты, потому что он производил впечатление человека порядочного: проявлял скромность и мягкость по отношению к лицам, обращавшимся к нему. Каракалла же во всем выказывал жестокость и раздражительность. Юлия Домна была бессильна примирить их друг с другом.
Повраждовав так некоторое время, братья совсем было собрались разделить между собой империю для того, чтобы не злоумышлять друг против друга, оставаясь все время вместе. Решили, что Гете должна отойти восточная часть державы со столицей в Антиохии или Александрии, а Каракалле - западная, с центром в Риме. Но когда об этом соглашении сообщили Юлии Домне, она своими слезами и уговорами убедила их отказаться от столь пагубной затеи. Этим она, возможно, уберегла римлян от новой гражданской войны, но обрекла на смерть родного сына.
Ненависть и соперничество между братьями росли. По утверждению Геродиана, они "перепробовали все виды коварств, пытались договориться с виночерпиями и поварами, чтобы те подбросили другому какой-нибудь отравы. Но ничего у них не выходило, потому что каждый был начеку и очень остерегался". Наконец, Каракалла не выдержал: подстрекаемый жаждой единовластия, он решил действовать мечом и убийством. Трагические события развернулись в феврале 212 года.
Помня о страстном желании матери помирить братьев, Каракалла торжественно поклялся императрице, что сделает все возможное, чтобы жить в дружбе с братом. Юлия, обманутая коварным сыном, послала за Гетой, умоляя его прийти в ее покои, где брат готов открыть ему свои самые добрые намерения и примириться с ним.
Покои императрицы, по законам империи считавшиеся святыми, стали местом кровавой расправы над Гетой. Как только он вошел в спальню, на него бросились люди с кинжалами. Несчастный бросился к матери, но это его не спасло. Смертельно раненный Гета, облив кровью грудь Юлии, расстался с жизнью. А Каракалла, осуществив убийство, выскочил из спальни и побежал через весь дворец, крича, что он едва спасся, избежав величайшей опасности. Он бросился в преторианский лагерь, где за свое спасение и единовластие пообещал выдать каждому воину по 2500 аттических драхм, а также увеличить в полтора раза получаемое ими довольствие. Он велел без промедления взять эти деньги из храмов и казнохранилищ, и таким образом в один день безжалостно растратил все то, что Септимий Север копил в течение восемнадцати лет. Воины объявили Антонина единственным императором, а Гету провозгласили врагом.
Когда Каракалла убил Гету, то, боясь, что братоубийство покроет его позором как тирана и, узнав, что можно смягчить ужас этого преступления, если провозгласить брата божественным, говорят, сказал: "Пусть будет божественным, лишь бы не был живым!" Он причислил его к богам, и поэтому народная молва кое-как примирилась с братоубийцей.
Каракалла свирепо расправился со всеми, кого можно было заподозрить в симпатии к Гете. Сенаторов, кто родовит или побогаче, убивали по малейшему поводу, или вовсе без повода - достаточно было для этого объявить их приверженцами Геты. Папиниан, человек, которым гордилась вся империя, этот юрист, непреклонный защитник законов, тоже был казнен за то, что отказался публично в сенате оправдать это убийство.
В скором времени были убиты все близкие и друзья брата, а также и те, кто жил во дворце на его половине; слуг перебили всех; возраст, даже младенческий, во внимание не принимался. Откровенно глумясь, трупы убитых сносили вместе, складывали на телеги и вывозили за город, где, сложив их в кучу, сжигали, а то и просто бросали, как придется. Вообще погибал всякий, кого Гета хоть немного знал. Уничтожали атлетов, возниц, исполнителей всякого рода музыкальных произведений - словом, всех, кто услаждал его зрение и слух.
Из сенаторов погибли все представители патрицианских родов. Антонин засылал своих людей и в провинции, чтобы истреблять тамошних правителей и наместников как друзей брата. Каждая ночь несла с собой убийства самых разных людей. Весталок он заживо зарыл в землю за то, что они якобы не соблюдают девственность. Рассказывают, что однажды император был на скачках, и случилось так, что народ чуть посмеялся над возницей, к которому он был особенно расположен; приняв это за оскорбление, он велел воинам броситься на зрителей, вывести и перебить всех, кто дурно говорил о его любимце. Поскольку невозможно было отделить виноватых от невиновных, воины беспощадно выводили и убивали первых попавшихся. Вступив на путь террора, Каракалла разделался даже со своей женой Плавтиллой; в 205 году ее отправили в ссылку, а в 212 году убили.
После кровавой расправы Каракалла продолжил политику своего отца как внутри страны, так и на ее границах: лихорадочные попытки стабилизировать тяжелое финансовое положение, покровительство армейским кругам. Тяжелое экономическое положение Империи вызывалось двумя факторами: разорением товарных вилл и рабовладельческих хозяйств и огромными расходами на разбухающую армию, насчитывающую до полумиллиона человек. Причем расходы на армию росли в связи с той политикой покровительства, которую наметил еще основатель династии. При Каракалле вновь была повышена плата всем категориям военных. Разрешение легионерам иметь легальную семью, арендовать землю и заводить хозяйство, бесспорно, требовало средств, и Империя должна была их предоставлять. Имеющихся поступлений в казну уже не хватало для оплаты всех бюджетных расходов, и Каракалла пошел по пути, уже намеченному при Антонинах и принятому его отцом Септимием Севером - он приказал добавлять к серебру медь в больших количествах (до 80% веса). Тем самым из одного количества серебра стали чеканить большее количество монет, но они практически обесценились.
В 212 году был обнародован императорский эдикт - конституция Антониниана (от официального имени Каракаллы - Марк Аврелий Север Антонин), согласно которому права римского гражданства получали практически все свободные жители Империи (за редкими исключениями). Таким образом, римское гражданство - самый привилегированный статус жителя Империи, за который столетиями боролись италики, провинциальная аристократия, - сверху и в одночасье предоставлялось почти всем свободным, в том числе и только что включенным в состав Империи окраинным варварским народам. Этот решительный шаг позволил решить целый ряд трудных проблем, вставших перед центральной властью, - комплектование огромной армии, пополнявшейся из римских граждан, преодоление финансовых трудностей, поскольку новые граждане должны были платить многочисленные налоги. Наконец, дарование римского гражданства позволяло унифицировать всю систему управления, судопроизводства, применения законов во всех звеньях огромной Империи. В конечном счете это привело к превращению полноправного и привилегированного римского гражданина в бесправного и обремененного разнообразными обязанностями и повинностями имперского подданного.
Имя Каракаллы в Риме сохранили грандиозные термы (роскошные общественные бани), в которых одновременно могло мыться более 1600 человек. Термы Каракаллы, построенные в 212-216 годах, занимали большую территорию и представляли собою мощный комплекс различных помещений для мытья и купания с горячей и холодной водой. При термах находились также библиотеки, площадки для спортивных упражнений и парк, внутри термы были роскошно отделаны мрамором и мозаикой.
Много сил и времени Каракалла отдавал военной
деятельности в Европе и на Востоке. Он был не
столько разумным полководцем, сколько выносливым
воином.
Весной 213 года Каракалла отправился в Галлию.
Прибыв туда, он немедленно убил нарбонского
проконсула. Приведя в смятение всех начальствовавших
в Галлии лиц, он навлек на себя ненависть как тиран.
Совершив много несправедливостей, он заболел тяжелой
болезнью. По отношению к тем, кто за ним ухаживал,
он проявлял необыкновенную жестокость. Затем, по
пути на Восток, он остановился в Дакии. Каракалла
был первым римским императором, на которого, по
словам Геродиана, легла печать явной варваризации.
"Всех германцев он расположил к себе и вступил с
ними в дружбу. Часто, сняв с себя римский плащ, он
менял его на германскую одежду, и его видели в плаще
с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он
накладывал себе светлые волосы и причесывал их
по-германски. Варвары радовались, глядя на все это,
и любили его чрезвычайно. Римские воины тоже не
могли нарадоваться на него, особенно благодаря тем
прибавкам к жалованью, на которые он не скупился, а
еще и потому, что он вел себя совсем как воин:
первый копал, если нужно было копать рвы, навести
мост через реку или насыпать вал, и вообще первым
брался за всякое дело, требующее рук и физической
силы. Питался он простой воинской пищей и даже сам
молол зерно, замешивал тесто и пек хлеб. В походах
он чаще всего шел пешком, редко садился в повозку
или на коня, свое оружие он носил сам. Его
выносливость вызывала восхищение, да и как было не
восхищаться, видя, что такое маленькое тело приучено
к столь тяжким трудам".
Не только по внешности, но и по духу Каракалла был подлинным варваром. Он ревностно поклонялся египетской богине Изиде и построил в Риме ее храмы. "Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал повсюду за магами, звездочетами, гадателями по внутренностям жертвенных животных, так что не пропустил ни одного из тех, кто берется за такую ворожбу".
Свирепый, дикий и неумный Каракалла не смог удержать в своих руках богатейшее наследие Септимия Севера.
Когда он управился с лагерями на Дунае и перешел во Фракию, что по соседству с Македонией, он сразу стал отождествлять себя с Александром и велел во всех городах поставить его изображения и статуи. Чудачества его доходили до того, что он стал одеваться как македонец: носил на голове белую широкополую шляпу, а на ноги надевал сапожки. Отобрав юношей и отправившись с ними в поход, он стал называть их македонской фалангой, а их начальникам роздал имена полководцев Александра.
Из Фракии Каракалла переправился в Азию, пробыл некоторое время в Антиохии, а потом прибыл в Александрию. Александрийцы приняли Антонина очень торжественно и с большой радостью. Никто из них не знал о тайной ненависти, которую тот давно уже питал к их городу. Дело в том, что императору доносили о насмешках, которыми его осыпали горожане. Решив примерно наказать их, Антонин велел самым цветущим юношам собраться за городом якобы для военного смотра, окружил их войсками и предал поголовному истреблению. Смертоубийство было такое, что кровь потоками текла по равнине, а огромная дельта Нила и все побережье близ города было окрашено кровью. Поступив таким образом с городом, он вернулся в Антиохию для того, чтобы начать войну с парфянами.
Чтобы лучше скрыть свои замыслы, он посватался к дочери парфянского царя. Получив согласие на брак, Каракалла беспрепятственно вступил в Месопотамию как будущий зять, а затем внезапно напал на тех, кто вышел его приветствовать. Перебив множество людей и разграбив города и селения, римляне с большой добычей возвратились в Сирию. За этот позорный набег Антонин получил от сената прозвание "Парфянский".
В разгар подготовки к новым военным действиям с Парфирией 8 апреля 217 года Каракалла был убит Макрином, своим префектом претория (начальником охраны), который захватил императорскую власть и взял в соправители своего сына Диадумена. Хотя Макрин у власти не удержался, стало ясно, что уже варвар и простой воин может сделаться императором.
В Риме, по словам все того же Геродиана, "не так всех радовало наследование власти Макрином, как все ликовали и всенародно справляли празднество по поводу избавления от Каракаллы. И каждый, особенно из тех, кто занимал видное положение или ведал каким-либо делом, думал, что он сбросил висевший над его головой меч".
В 193 году к власти в Римской империи пришла династия Северов. Её основателем стал Септимий Север. Этот человек родился в Северной Африке, в городе Лептис-Магне (территория современной Ливии). Будучи провинциалом, он говорил по-латыни с африканским акцентом. Но это не помешало ему втереться в доверие к императору Марку Аврелию. Благодаря последнему Септимий сделал блестящую карьеру, а в начале апреля 193 года римские легионы провозгласили его императором.
У Севера было двое сыновей. Первый родился в 188 году в Галлии, в городе Лугдунуме, где будущий император в то время правил провинцией. Назвали первенца Бассианом. Через год родился второй сын по имени Гета. Матерью у детей была Юлия Домна, сирийка по происхождению.
Существует легенда, рассказывающая, что в тот день, когда на свет появился Гета, лугдунумская курица снесла яйцо пурпурного цвета. Малыш Бассиан разбил это яйцо, а Юлия Домна со смехом произнесла: «Ты убил своего брата!» Но возможно эту легенду придумали уже после трагической гибели Гета. Что же касается Бассиана, то со временем он облачился в пурпур и стал императором под именем Марка Аврелия Антонина, а Каракалла – это его прозвище. Произошло оно от галльской туники с капюшоном, которую цезарь любил носить.
Следует заметить, что по утверждению Тертуллиана, Бассиана вскормила своим молоком христианка. Вполне возможно, что такая же христианка через год вскормила и Гета. А старшему брату позднее дали имя Антонин, чтобы тем самым приблизить его к угасшей антониновской династии. Сам Септимий Север утверждал, показывая на свою бороду, похожую на ту, какую носил Марк Аврелий, что он незаконнорожденный сын этого императора.
Каракалла
Когда Бассиан-Антонин вырос, то превратился в чрезвычайно сильного, коротконогого и приземистого юношу. Современники говорили, что причиной его вечного раздражения был невысокий рост. У него были жёсткие курчавые волосы, всегда нахмуренные брови и презрительно оттопыренная нижняя губа.
Когда братья вслед за отцом перебрались в Рим, то стали вести распущенную жизнь золотой молодёжи. Своё время они тратили на подозрительные знакомства в цирке, романы с комедиантками, игры в кости, попойки. Антонин даже приставал с гнусными предложениями к весталкам. А одну весталку по имени Клавдия Лота обвинил в разврате, когда та отказала наглому юнцу в интимной близости. По доносу Антонина эту женщину, согласно древнему обычаю, закопали в землю живьём.
Каракалла и Гета
Надо сказать, что с юных лет сыновья Севера ненавидели друг друга. Антонин терпеть не мог Гета, а тот отвечал такой же взаимностью. Что нравилось одному, то было ненавистно другому. Даже смерть отца 4 февраля 211 года в Британии не сблизила молодых людей. Когда они возвращались обратно в Италию, то в пути ночевали в разных гостиницах, так как не просто опасались, а боялись друг друга.
Отдавая дань уважения Северу, римские легионы провозгласили обоих братьев императорами. Но с учётом взаимной ненависти Антонин Каракалла и Гета решили разделить империю на две части. Первый должен был получить Рим и западные районы, а второй Антиохию и восточную часть империи. Но тут вмешалась мать, Юлия Домна. Она сказала: «Вы можете разделить землю, но как вы поделите свою мать?»
Каждый брат завёл свою стражу, а жили императоры в разных концах дворца. Они почти не общались и ненавидели друг друга. Но такое противостояние не могло продолжаться долго. С учётом того, что Антонин был жестокой и импульсивной личностью, развязка наступила 26 декабря 211 года.
В этот день братья договорились встретиться у матери без охраны и мирно договориться друг с другом. Первым в покои Юлии Домны пришёл Гета. Он сел у ног матери и положил голову ей на колени. Вторым вошёл старший брат. Он подошёл к Гета и зарезал его кинжалом прямо на глазах у Юлии. После этого убийца выбежал к легионерам и крикнул, что милостью богов только что спасся от козней своего младшего брата.
После этого воинам тут же стали раздавать деньги, и те охотно поверили в заявление императора. В принципе, им было всё равно, кто носит пурпур, лишь бы этот человек щедро платил. Но римский сенат не выразил готовность проявить восторг. И тогда Антонин обратился к знаменитому римскому юристу Папиниану, чтобы тот выступил перед сенатом и оправдал братоубийство Каракаллы.
Каракалла убивает родного брата Гета в присутствии матери
Но юрист напрочь отказался, и тогда легионеры убили его. После этого погибли многие люди, которые были дружески настроены к Гета. Среди них оказалась даже дочь Марка Аврелия Луцилла. Говорили, что Юлия Домна, забрызганная кровью сына, заставила себя улыбаться убийце, чтобы сохранить свою жизнь.
Правление Каракаллы (211-217 гг.)
Римский император Каракалла стал единоличным правителем после убийства своего родного брата 26 декабря 211 года. Он правил империей вплоть до 8 апреля 217 года. И всё это время старался всячески расположить к себе легионеров, особенно германского происхождения. Он помнил завет отца, который гласил: «Если за тебя будут солдаты, то на прочих ты можешь наплевать».
Император появлялся перед легионерами в простой одежде, регулярно делал им щедрые денежные подарки, а во время походов вёл себя как обычный воин. Рыл окопы, участвовал в наведении мостов и строительстве укреплений. Ел простую пущу, пользуясь деревянной посудой, а иногда и сам варил нехитрый солдатский ужин. Требовал, чтобы солдаты называли его не цезарем, а товарищем.
Однако хорошо знавшие императора современники утверждали, что он был склонен к притворству и предательству. Впрочем, эти качества цезарь получил от покойного отца. При Антонине всегда находились два полководца: Адвент и Макрин. Первого император почитал, а над вторым откровенно издевался за пристрастие к хорошей еде и нарядным одеждам. Называл его женоподобным трусом и грозил расправиться при случае.
Таким образом, Антонин водил дружбу с солдатами, проводил время в военных походах, а его мать правила империей, окружив себя юристами и философами. В то же время ни для кого не было тайной, что финансы огромной страны находились в ужасном состоянии, так как огромные средства уходили на вознаграждения воинам и на подарки вождям варваров.
Чтобы хоть как-то поправить дела, стали чеканить более лёгкие золотые монеты. Из одного фунта золота делали 50 штук. Стал легче и серебряный динарий. Но вскоре все монеты вообще стали медными, едва покрытые золотом или серебром.
В 212 году Каракалла всем жителям империи дал римское гражданство. Его получили даже варвары, жившие на окраинах страны и не знавшие ни слова по-латински. Таким поступком император постарался расположить к себе все народы, населявшие необъятную державу. В то же время в военных походах императору не везло. А он, заигрывая с жителями провинций, отличался крайней импульсивностью и непредсказуемостью.
Юлия Домна – мать Каракаллы
Сумасбродные черты характера этого правителя ярче всего проявились в Александрии. Этот город считался житницей империи. В него стекались самые разнообразные и дорогие товары. Из Эфиопии – золотой песок, слоновая кость, черепахи. Из Аравии – благоухания и специи. Из Индии купцы привозили пряности, драгоценные камни, виссон. Из Сирии везли шёлк. И всё это затем в 10 раз дороже продавалось в Риме.
Александрия была греко-восточным городом, а жило в нём около миллиона греков, римлян, иудеев, эфиопов, ливийцев, индийцев, бактриан. Двенадцать улиц этого города были направлены в сторону моря. А главную Канопскую улицу украшали сплошные колоннады. В городе покоился прах Александра Великого в стеклянном гробу, наполненном мёдом.
Прибыв в Александрию, римский император Каракалла загорелся идеей создать александрийскую фалангу, подобную македонской. Он приказал создать за городом лагерь и созвать туда как можно больше юношей. Собрались греки, сирийцы, иудеи. Они жили в богатом городе, а поэтому вели себя независимо и уверенно.
Император начал произносить речь, но его слушателями на этот раз оказались не безграмотные легионеры, а образованные молодые люди, понимавшие толк в ораторском искусстве. Выступление Антонина вызвала у них насмешки. Кто-то даже крикнул: «Привет тебе, Гетийский победитель!» Услышав такое, император побледнел, опустил свиток, на котором была написана речь и, едва сдерживая бешенство, сказал префекту: «Это что такое? Выгони бездельников из лагеря. Они забыли, кто перед ними, и где они находятся».
Тут же появились воины и начали бить молодых людей по головам древками копий. Поднялась паника. Люди бросились бежать в город. За ними погналась конница. Вид бегущих возбудил всадников, как собак, преследующих дичь. Началось зверское избиение безоружных. Оно продолжилось уже на городских улицах. Римские легионеры ворвались в город, и стали громить торговые ряды, склады, поджигать дома. Загорелся и александрийский музей, в огне погибло много книг.
Вот такая жизнь была при римском императоре Каракалле. Никто не чувствовал себя в безопасности, а неосторожное слово могло дорого обойтись любому человеку. А лицемеры и подхалимы начали сравнивать цезаря с Александром Великим. Но всё это делалось не просто так. Римские финансовые круги, особенно в Антиохии, были заинтересованы в войне с Парфянским царством.
А суть проблемы заключалась в караванных путях, которые находились под контролем парфянских сатрапов. Последние устанавливали очень высокие пошлины на провоз товаров из Индии. И римско-сирийские торговцы от этого чрезвычайно страдали. Если бы Антонин разгромил парфян, то тогда караванные пути попали бы под контроль римлян, что сулило огромную прибыль. Вот поэтому императора и стали сравнивать с Александром Македонским, настойчиво подталкивая к войне с Парфянским царством.
Но цезарь был стеснён в денежных средствах. К тому же разумная мать отговаривала его от этой войны. И тогда император решил добиться намеченной цели мирным путём и попросил у парфянского царя Артабана руку его дочери. После этого он планировал заключить выгодный для обеих сторон торговый союз. Однако в Ктесифоне решили не связывать судьбу царской дочери с порочным и неуравновешенным человеком. Узнав об отказе, Антонин впал в бешенство и решил начать военную компанию, которую с восторгом восприняли в Антиохии.
Макрин организовал убийство Каракаллы, и через 3 дня после этого был провозглашён римскими легионерами императором
Лучшие римские легионы двинулись в Парфию. Они вышли к правому берегу Тигра и начали грабить и опустошать западные районы страны. Воинские подразделения парфян были разбиты, и Артабан запросил мира. По этому случаю был организован пир, на котором римский император Каракалла встретился с парфянским царём. Но во время пира легионеры напали на варваров и устроили кровавую бойню. Артабан чудом спасся с небольшой группой подданных.
После такого вероломства парфяне собрали мощную армию и двинулись на врага. И тут на историческую арену вышел вечно унижаемый императором военачальник Макрин. Он вступил в сговор с двумя трибунами и подготовил покушение на императора. Исполнителем выбрали Марциаллиса, который являлся одним из личных охранников цезаря. Тот и зарезал Антонина 8 апреля 217 года, когда тот ехал из Эдессы в Карры (северная Месопотамия). Так закончилась жизнь паталогически жестокого и ненавидимого всеми тирана, прозванного Каракаллой.
Золотой век Рима миновал, и наступил век железа и ржавчины
(Кассий Дион, римский историк III века)
…То будет повесть бесчеловечных
и кровавых дел, случайных кар,
негаданных убийств, смертей,
в нужде подстроенных лукаво,
коварных козней…
(Шекспир)
Император Септимий Север правил Римом четырнадцать лет, захватив пурпур после жестокой гражданской войны. Дунайские легионы выдвинули его своим ставленником, а чтобы придать своим притязаниям законное обоснование, Септимий Север объявил себя сыном императора Марка Аврелия, воспоминания о котором будили в римлянах лучшие чувства. То были благостные времена, II век, эпоха мира и процветания, время, когда все римское государство наслаждалось спокойствием, а императоры были добры, образованны и справедливы. Марк Аврелий был мудрецом, истинным философом на троне и в глазах всех подданных оставался средоточием всех добродетелей. Неудивительно, что после смуты народ ждал возвращения старых добрых времен. И вот, выразителем этих чаяний вознамерился стать победитель в междоусобице – Септимий Север.
Однако, времена настали совсем другие. Век III совершенно не походил на век II, и ливиец Север, с его лагерными замашками и дурной африканской латынью, не имел никакого сходства с прекраснодушными императорами недавнего прошлого. Отпустить бороду и завить ее на манер Марка Аврелия, а также старательно копировать его хромающую походку, Септимий Север еще мог, но на этом сходство заканчивалось, хотя новый император всегда подчеркивал свое выдуманное родство с великим предшественником. Несмотря на очевидную нелепость этой легенды, римлянам очень скоро пришлось в нее поверить, ибо Север обладал нравом крутым, и никаких возражений не терпел. Заодно он взял себе и имя Пертинакса – одного из своих былых конкурентов, избранного во время смуты на престол римским сенатом, но убитого в борьбе за власть. Очевидно, что таким образом Септимий Север хотел завоевать симпатии сенаторов, но его дикое нутро вылезло наружу, едва он только въехал в Вечный город.
- Вот император, который полностью оправдывает свое имя, - иронично отозвался о новом правителе один из сенатских острословов, - Действительно Пертинакс, действительно Север. (1)
Но император шуток не понимал, и велел казнить насмешника. Та же участь вскоре постигла за разные прегрешения и многих других. Да и не думал старый Север опираться на сенат, который к тому времени стал уже чисто декоративным органом. Военщина – вот была та новая сила, которой предстояло править бал в III столетии. Септимий Север быстро это уяснил. Его ведь и к власти привела армия. Уловив новые политические реалии, хитрый ливиец обеспечил себе долгое царствование. Так прошло четырнадцать лет. Но увы, и императоры смертны.
Часть1. Каракалла.
Провинция Британия, февраль 211г.
Волей судьбы, Септимию Северу выпало окончить свои дни вдалеке от Рима и от родных мест, на далекой окраине империи, в туманной, холодной Британии, на войне. Три года шла эта война на самом краю света, среди болот и вересковых пустошей, в пустынном и диком краю. Пикты, скотты и каледонцы – дикари из земель, лежащих к северу от римского лимеса (2), ворвались в провинцию, преодолев укрепленную границу. Прибытие императора с войском позволило вытеснить варваров в их земли, но август задумал ответный поход, и он вызвал затруднения.
На третий год войны император заболел. Ему было уже шестьдесят пять, а военные заботы и суровый климат подорвали его здоровье. Обострилась подагра, стали отниматься ноги, настолько, что Септимий Север приказывал носить себя на носилках в походах по британским лесам и горам. Наконец, не в силах больше выносить этих тягот, император покинул район боевых действий и переехал вместе со всем двором в Йорк. Однако, болезнь не отступала, и вот, чувствуя приближение конца, Септимий Север послал за своими сыновьями – Каракаллой и Гетой, бывших в то время при действующей армии.
В промозглый февральский день, когда мелкая изморось туманом висела в воздухе, не давая видеть отдаленные предметы, сыновья августа прибыли в Йорк, одновременно, но порознь, каждый со своим эскортом. Император ожидал в центре города, в базилике, где он устроил свой штаб. Вокруг царила мрачная атмосфера ожидания грядущего несчастья. Угрюмые преторианцы, стоявшие на посту, кутаясь в свои красные плащи, молча пропустили царственных братьев внутрь. Ни салютов, ни приветствий, ничего. Большие двустворчатые деревянные двери с массивными бронзовыми петлями. В середине каждой створки - бронзовая волчья голова. В пасти - кольцо, играющее роль дверного молотка. Внутри базилики - темнота и тишина, словно в склепе.
- Жар и ничего не ест со вчерашнего дня, - начал, было, доклад лекарь-сириец, приставленный к императору.
Каракалла жестом оборвал его, и махнул рукой, приказав убираться прочь. Лекарь
исчез. Братья вошли в комнату. С глухим стуком захлопнулась за ними дверь, и все снова стихло, как до их прихода.
Там, наедине со своими отпрысками, Септимий Север огласил свою волю. Наследниками императорской власти становятся оба.
- Дружите между собой, обогащайте воинов, и можете не обращать внимания на всех остальных, - завещал сыновьям старый август.
Огласив это, он покончил со всеми земными делами и просил оставить его одного. На второй день после этого, ранним утром, Септимий Север скончался. Говорили, что он пожелал взглянуть на собственную погребальную урну. Император посмотрел на нее и сказал со вздохом:
- Ты будешь хранить в себе того, кому тесен был весь мир!
Смерть его была мирной, но завещание, данное им сыновьям, было забыто. Братья ненавидели один другого. Эта непонятная вражда тянулась еще с детских времен, потом продолжилась противостоянием в цирке, где Каракалла и Гета болели за разные партии колесниц. Теперь им предстояло совместно править римским государством, переступая через эту вражду. Конечно, об этом не могло быть и речи, ибо каждый мечтал властвовать единолично.
Каракалла, старший из братьев, в детстве был мягким и добросердечным мальчиком, с открытой душой. Рассказывали, что он даже не мог присутствовать в цирке, когда там травили зверей или сражались гладиаторы. Однако, с годами его характер портился, делался все более угрюмым, нелюдимым и высокомерным. Все чаще Каракалла проявлял невыдержанность, грубость и жестокость. Гета был гораздо добрее и терпимее. Высокообразованный, с приятной наружностью, любезный со всеми, он был гораздо милее и народу, и аристократии, чем его полудикий, непредсказуемый брат. С другой стороны, Каракаллу поддерживала армия – солдаты видели в нем человека, близкого себе по духу. Соперничество было неминуемо, и оно не замедлило начаться. Уже в первые дни, сопровождая прах отца из Британии в Рим, братья-императоры ехали отдельно, а, встречаясь, беспрестанно ссорились и ругались между собой.
Рате-Коританорум, провинция Британия, февраль 211г.
Убирайтесь прочь! Здесь занято! – размахивал рукой низкорослый, с выдвинутой вперед челюстью, центурион-преторианец, чрезвычайно похожий на самого Каракаллу, - Ищите себе другой постой!
На шее центуриона, поверх красных гвардейских одежд, болтался голубой платок. За своим начальником угрожающе маячили несколько солдат, с таким же опознавательным знаком. Конные преторианцы с зелеными платками, на которых и была обращена ругань, повернули коней и поскакали прочь. Каракалла со своим эскортом занял Рате-Коританорум (2) час назад, когда низкое зимнее солнце готовилось исчезнуть за горизонтом. Ворвавшись в пределы города чуть не вскачь, преторианцы Каракаллы заняли это место для себя, а припозднившемуся Гете и его свите теперь пришлось искать себе другой ночлег. Для того же, чтобы различать своих от чужих, Каракалла велел своим преторианцам надеть голубые платки, а эскорт брата надел зеленые. Так повелось раньше, что в цирке старший всегда болел за партию «голубых», а младший – за «зеленых».
Местные жители, по большей части, прятались по домам, опасаясь попадаться на глаза. Император и его свита свалились на голову неожиданно, как варварский набег. О крутом нраве Каракаллы все были уже наслышаны, поэтому, больше всего желали, чтобы он как можно скорее проследовал дальше. Но тот решил по-другому.
На следующий день преторианцы поехали по улицам города, вызывая жителей на площадь. Народ счел за благо повиноваться.
На площади, являющейся средоточием местной жизни, близ храма и терм, уже была установлена трибуна. Люди стекались со всех сторон, трибуна стояла к ним лицом, и все могли видеть своего нового императора. Каракалла стоял на возвышении, в дорожном плаще вместо тоги, под которым угадывался панцирь, в вычурном шлеме невиданной формы. Сам император был низкого роста, с кривыми ногами и грубым, отталкивающим лицом. Низкий лоб, маленькие, глубоко посаженные глаза и свирепое выражение лица делали его похожим на какого-то безобразного и дикого зверя.
Преторианцы в три ряда выстроились под трибуной, отгораживая императора от публики. Оружие они держали наготове, а глазами зыркали по толпе, словно стремясь отыскать кого-то, кто бы умышлял против августа дурное. Солдаты местного гарнизона, 1-ая когорта васконов, (3) в количестве пятисот человек, хорошо узнаваемые по розовым туникам и розовому с темно-зеленым рисунком на щитах, стояли на другом конце площади, за спиной зрителей – Каракалла боялся покушений и не хотел близкого соседства незнакомых вооруженных людей. Эти васконы, набранные в отдаленных краях северной Испании, среди сурового и малороманизированного населения, стояли тут гарнизоном недавно, и трудно было предугадать их настроения.
- Жители Рате-Коританорум! – обратился, наконец, к народу Каракалла, - Римские граждане, провинциалы, союзники, а также воины…
Голос у императора был сиплый, словно простуженный. Говоря, Каракалла украдкой
подглядывал в бумажку, думая, что делает это незаметно. Кое-кто в толпе с трудом сдерживал смешок.
- Август Антонин Каракалла (4) оказывает вам честь, сообщая вам первыми о своем решении, которое он намерен осуществить.
Каракалла имел привычку говорить о себе в третьем лице.
- Преодолев раздор и смуту, что, несомненно, будет сделано, встав во главе римского государства…
Городской судья и казначей, два самых образованных человека в Рате-Коританорум, едва ли не единственные здесь природные римляне, не провинциалы, понимающе переглянулись. Стало ясно, куда клонит император, заговоривший о преодолении смуты в будущем времени.
- Намерен явить римскому народу превыскоую милость, - продолжал Каракалла, - Едва только власть августа Антонина распространится на все государство, весь народ будет уравнен в правах.
Многие из слушателей стали озадаченно переглядываться.
- Отныне римское гражданство не станет привилегией. Я намерен сделать гражданами всех. Всех! - Каракалла оглядел собравшихся, желая понять их реакцию, - И всякий свободнорожденный, живущий в нашем государстве, будет гражданином по рождению, способным пользоваться всеми правами без изъятий.
Городской казначей вопросительно скосился на судью. Тот, уловив его взгляд, вполголоса произнес:
- Всеми правами, а также всеми обязанностями, включая почетнейшую из них – по уплате налогов в фиск (5), уважаемый Констант!
Император закончил речь и снова повел взглядом по толпе, ища отклика на свои
слова.
- Да здравствуют императоры августы.., - крикнул кто-то, но не закончил, осекшись, поняв, что прокричал не то, что надо.
- Да здравствует август (6) Антонин Каракалла! – раздалось сзади, из рядов солдат гарнизона, выстроенных позади толпы.
- Да здравствует! – нестройно, один за другим, подхватили остальные солдаты, а вслед за ними и горожане.
Каракалла, на грубом лице которого мелькнула тень довольства, приветственно
махнул рукой слушателям, довольно неуклюже, и сошел с трибуны. Преторианцы, прикрыв со всех сторон, увели его с площади куда-то, так, что и горожане, знавшие в Рате-Коританоруме каждый закоулок, не поняли, куда он исчез. Приветственные крики не смолкали.
Входная дверь неожиданно и резко распахнулась. Два преторианца с обнаженными мечами стремительно вошли внутрь. Каракалла шел следом, за ним – еще двое солдат. Император сбросил с головы накидку, скрывавшую его лицо от посторонних.
- Этот! – выскочивший из-за спины августа Фест, его вольноотпущенник и соглядатай, указал пальцем на одного из сидевших за столом людей.
Тот, на кого указали – человек лет тридцати, в военной одежде местного гарнизона,
но без панциря и оружия, медленно поднялся со скамьи. Каракалла подошел и снизу вверх (император был почти на голову ниже ростом) пристально посмотрел на него.
- Это он первым произнес здравицу в твою честь, повелитель, - угодливо пояснил Фест.
Каракалла презрительно глянул на вольноотпущенника.
- Кто ты? Как твое имя? – спросил он у человека, на которого было указано.
- Я Юлий Ардуэннис из Флавиобриги (7), препозит 1-ой когорты васконов, август, - ответил тот.
- Васкон? Ты и гадать умеешь?
Баски славились во всей империи, как превосходные гадатели, а о подверженности Каракаллы самым нелепым суевериям ходили легенды.
- Я воин, август.
- Воин? Хорошо. Я люблю воинов, - некрасивое лицо Каракаллы на миг осветилось улыбкой, - Ты теперь не препозит, а префект когорты, как там тебя, я не могу выговорить твое имя.
Префект когорты? – удивился баск, - Август благоволит мне?
И на, вот, - император вынул и протянул золотой перстень, знак достоинства всадника, - Носи на левой руке.
Командиру когорты полагалось принадлежать к всадническому сословию.
- У тебя ведь есть сын, васкон? – спросил Каракалла.
Фест из-за спины императора подтверждающе закивал головой. Он уже успел
навести справки и сообщить все господину.
- Флавий, - развел руками Ардуэннис, - Но ему всего год от роду.
- И он будет префектом когорты, и будет служить мне, когда вырастет, - сказал император, - Вот мой подарок для твоего сына.
Каракалла положил на стол перед новоявленным префектом золотой ауреус (8),
блестящий, свежеотчеканенный, с изображением богини Провиденции. Ардуэннис несмело перевернул монету. На другой стороне красовался сам Каракалла, уже с новым титулом «Британский величайший». Один, без брата. Баск молча поклонился.
- Жалую тебя по-императорски, - продолжал Каракалла, - Будешь получать сверх обычного жалования ежемесячно восемь чистых солдатских хлебов, двадцать лагерных солдатских хлебов, двадцать секстариев (9) столового вина, полпоросенка, двух петухов, пятнадцать фунтов свинины, двадцать фунтов говядины, один секстарий масла, секстарий соли. При поездках в пределах провинции будешь получать по золотому ауреусу и по пятьдесят медных денариев. Все будет отпускаться тебе через префекта провинциального казначейства.
- Благодарю моего императора за щедрость!
Каракалла вдруг снова посуровел лицом, угрюмо насупился, затем сделал страже знак на выход и отправился восвояси.
События развивались так, как и следовало ожидать. Прибыв в столицу, и вступив в императорские права, братья продолжили свою вражду. Императорский дворец на Палатинском холме превратился в змеиное жилище, в банку с пауками. Каракалла и Гета разделили дворец на две части, и проживали там по отдельности, изуродовали убранство, забив все проходы досками и прочим подручным материалом. И думали все об одном - каждый стремился избавиться от конкурента. Они шли на самые немыслимые хитрости, пытались подослать наемных убийц, или отравить друг друга, договорившись с поварами или виночерпиями. Римское общество тоже раскололось на сторонников одного и другого соправителя. Гета был более популярен, в то время, как о его брате ходила дурная слава. Рассказывали даже, что Каракалла в Британии дважды пытался устроить покушения на жизнь отца. Старик Север, однако, умер своей смертью. Теперь предстояло устранить Гету.
В конце концов, Каракалле, всего спустя год после похорон отца, удалось осуществить задуманное. Он вызвал брата на нейтральную территорию, якобы для переговоров. Простодушный Гета откликнулся на приглашение. Каракалла же вытащил из-под полы кинжал, и убил его. После чего побежал прочь, громко крича о том, что только что избежал покушения. Своей страже из преторианцев он велел немедленно сопроводить его в преторианский лагерь, крича и причитая, что оставаться во дворце означает для него верную гибель. Оказавшись в лагере, Каракалла бросился на землю и, проливая слезы, стал давать обеты и возносить богам хвалу за свое спасение. Но, когда сбежались воины, чтобы узнать, что произошло, он немедленно пришел в себя и пообещал солдатам увеличить им жалованье в полтора раза, если они окажут ему поддержку. Услышав об этом, солдаты немедленно согласились, признали Гету врагом государства, а Каракаллу - законным и единоличным государем.
Конечно, все догадались о том, что произошло на самом деле. Кто-то из приближенных единоличного теперь императора посоветовал ему, чтобы смягчить недовольство народа, обожествить покойного брата. Тот немедленно согласился.
- Пусть будет божественным, только бы не был живым, - изрек Каракалла.
Но вскоре передумал, забрал свое решение назад, и даже все изображения покойного
брата велел уничтожить, а имя его соскоблить с надписей. За оправданием братоубийства император обратился к видному юристу Папиниану, надеясь найти у того понимание. Но нашел осуждение. Разочаровавшись в Папиниане, Каракалла отдал воинам приказ, и юриста немедленно обезглавили. Труп его тащили по улице, не сообразуясь с правилами приличия.
- Я защищался от него, как от врага, - император придумывал себе оправдание сам, без помощи ученых светил, - Это не только справедливо, но и естественно. Ведь и сам Ромул, основатель этого города, не стерпел от брата всего лишь насмешки. А ведь меня он хотел убить!
Каракалла явился в сенат, чтобы объяснить случившееся с его братом. Объяснял путано, ерзая и волнуясь, и под конец, обвиняя Гету в покушении, кричал хрипло и нечленораздельно. Пуская слезы, он выражал на словах величайшее сожаление о случившемся, говорил, что вынужден был убить брата, спасая свою жизнь.
- Отцы сенаторы! Благодарите же богов за то, что они оставили в живых хотя бы одного императора! Пора прекратить раздор между нами и впредь жить без злобы! - почти кричал Каракалла.
- Глядите, какой прекрасный актер этот лжец, даже слезы на глазах, - вполголоса обращаясь к соседям, заметил сенатор Цилон, бывший префект Рима и двухкратный консул.
Кто-то сзади подозрительно покосился на него. Шпионы и доносчики были в Риме повсюду еще со времен Септимия Севера. Каракалла закончил свою речь, встал с трона и торопливо пошел к двери. Уже ухватившись за ручку, он вдруг обернулся к сенаторам, словно вспомнив что-то важное.
- Ах, чуть не забыл, надо же вам сказать еще об одном, чтобы весь мир радовался. Знайте же, я постановил принять решение, чтобы на родину вернулись все изгнанники, независимо от того, когда и по какой причине они были изгнаны.
Однако, долго лицемерить Каракалла не смог. Вскоре после убийства Геты повсюду прошли массовые казни его сторонников. Все римское государство захлестнула волна невиданного террора. Север, чью жестокость многие ранее порицали, теперь вспоминался как добрый и незлобивый правитель. Свирепости Каракаллы не было предела. Вырезали не только множество знатных и богатых людей. Уничтожили всю прислугу Геты и его ближайших сподвижников, и вообще всех, кто его хоть немного знал, либо развлекал покойного на досуге. Даже поваров, атлетов, спальников и танцовщиц безжалостно перебили. Убивали в основном по ночам, и каждая ночь погружала Рим в страх, ибо подвергнуться страшной участи мог любой, достаточно было лишь малейшего подозрения или чьего-либо доноса. Трупы убитых сваливали на телеги и вывозили за город, где, сложив в кучу, сжигали или вовсе бросали просто так.
Каракалла велел убить и своего двоюродного брата Афра. Тот, от страха перед убийцами, выпрыгнул вниз из окна дома и со сломанной ногой укрылся у своей жены, но был схвачен и убит с насмешками.
Другого дальнего родственника - Цецилия Эмилиана, который был наместником Бетики (10), не спасла и удаленность от Рима. Каракалла отправил письмом приказ убить его начальнику гарнизона в Гадесе (11), что и было исполнено.
На почтенного сенатора Цилона, который язвил над императором во время его речи в сенате, тоже донес кто-то из слышавших его. В его дом ворвались преторианцы, крушили и грабили там все, присваивали самое ценное, а самого хозяина выволокли из ванны и потащили по улицам города на Палатин, чтобы там совершить экзекуцию, всю дорогу издеваясь над старцем и унижая его. Впрочем, тут они перестарались. На улицах было много народа, а старого Цилона знали все. Поднялся страшный крик, люди возмущались, и Каракалла, из боязни вызвать всенародное возмущение, вынужден был остановить своих головорезов. Поскольку возмутительная сцена происходила как раз у Палатинского дворца, Каракалла увидел происходившее и тут же придумал, как поступить. Он широким жестом снял с себя плащ и заботливо закутал в него Цилона. Затем он обрушился на преторианцев, которые якобы самостоятельно позволили себе так обращаться с сенатором. Более того, все эти преторианцы во главе со своим командиром были приговорены к смертной казни; настоящая же их вина была в том, что они не убили Цилона сразу.
В провинции Каракалла отправлял отряды из верных людей, чтобы и там навести порядок, угодный теперешнему единоличному властителю. Был предоставлен полный простор жестокости, и многие люди были осуждены и казнены на основании даже совершенно призрачных подозрений. Осужденные на конфискацию имущества в пользу казны изгонялись из их домов на улицу, и отныне им оставалось лишь просить подаяние. В потоке произвола часто не удосуживались даже найти обвинителей, пусть и подставных, для вида. Император судил сам, не утруждая себя поиском нужного закона, и его приговоры немедленно приводились в исполнение. Наступило золотое время для доносчиков. Никому не известные люди, не вызывавшие ни в ком опасения из-за своего ничтожества, были направлены во все концы империи для собирания слухов. Мимоходом и незаметно они появлялись в кружках людей с положением, проникали в дома богачей в одежде бедных просителей и все, что им удавалось узнать или тайком услышать, доносили в Рим. Проявляя рвение к своему ремеслу, они кое-что присочиняли, преувеличивали в дурную сторону. Случалось иной раз так, что если муж дома говорил что-нибудь на ухо своей жене, причем не было никого из прислуги, то все равно потом об этом узнавал Каракалла, особенно если дело было в Риме или в Италии. Стали бояться даже стен, единственных свидетелей чего-либо тайного.
Укрепившись у власти, Каракалла отдался новой затее. Он принялся вдруг подражать Александру Македонскому, объяснив это тем, что македонский царь де слишком рано ушел из жизни, не успев совершить многое из задуманного, и вот теперь он возродился в Каракалле, дабы продолжить свои великие дела. Казалось, император и сам был готов поверить в это. Понаставил во всех городах статуи, причем были и такие, где одна половина лица была от Александра, а другая от Каракаллы. Этими нелепыми изваяниями он наводнил Рим, поставил их в Капитолии, чтобы все видели его родство с великим македонцем. Смотрелось это весьма комично и нелепо, но смеяться было делом рискованным. Доносчики были повсюду, а шуток в свой адрес государь очень не любил. Процессы «об оскорблении величества» шли постоянно. В ссылку отправлялись даже те, кто мочился поблизости от статуй, а уж за прямые насмешки можно было запросто расстаться с головой. По излишней старательности доносчиков, репрессиям подвергались даже те, кто снимал со статуй императора венки с тем, чтобы возложить новые. Сами же доносчики щедро поощрялись, получая часть имущества репрессированного. Вся оставшаяся часть переходила в казну.
Статуями дело не ограничивалось. Дальше – больше. Каракалла стал носить македонский плащ и широкооплую шляпу ("из грибной породы малый» - шутили исподтишка те, кто был смел), и даже голову старался держать, как Александр Македонский на портретах и в статуях – с наклоном влево. Позже, готовясь к войне с парфянами (12), он, в дополнение к обычным легионам, набрал македонскую фалангу в 16 тысяч человек, с историческим оружием и униформой, а начальникам этих воинов раздал имена диадохов (13) Александра. И даже своего несовершеннолетнего племянника Севера Каракалла волевым решением перекрестил в Александра. Теперь тот звался Александром Севером. Ему было шестнадцать, когда один его дядя убил другого. Вообще, дело с родственными связями в семье августа было темным. Поговаривали, что Каракалла с юношеских лет спал со своими сестрами, и от этих противоестественных связей у него родились два сына. Старшим был Антонин, названный в честь самого Каракаллы и живший в Сирии, в городе Эмесе, (14) где он отправлял жреческие обязанности в храме бога солнца Элагабала. Младшим же был уже упомянутый Александр, живший в Аквитании, (15) одной из галльских провинций. Говорили, что их формальные отцы были на самом деле лишь принуждены объявить себя таковыми, дабы этим прикрыть непотребство будущего императора. Неизвестно, было ли это правдой. Во всяком случае, Каракалла заблаговременно разослал своих племянников жить в провинции подальше от Рима, так как, во-первых, опасался, что Гета будет покушаться на них, а во-вторых, не желая в близкой к трону атмосфере ненароком вырастить из них конкурентов себе.
1. pertinax – лат.«строгий»; severus – лат.«жестокий».
2. Рате-Коританорум - город Лестер (Великобритания).
3. васконы - баски (народ в северной Испании).
4. Каракалла - прозвище, под которым данный император вошел в историю. Официальное имя его - Антонин.
5. фиск - казна.
6. Август - официальный титул римского императора.
7. Флавиобрига - город Бильбао (Испания).
8. Ауреус - золотая монета.
9. Секстарий - чуть больше, чем поллитра.
10. Бетика - римская провинция на юге современной Испании.
11. Гадес - город Кадис (Испания). В римское время - столица провинции Бетика.
12. Парфяне, Парфия - древнее государство на территории современных Ирака и части Ирана. Постоянный противник Рима на Востоке.
13. Диадохи - полководцы Александра Македонского.
14. Эмеса - город Хомс (Сирия).
15. Аквитания - римская провинция на юго-востоке современной Франции.
Иллюстрация: портрет императорской фамилии Северов со сбитым портретом Геты. По приказу Каракаллы, его изображения уничтожались.